Хижина пастыря

Солнце опускалось. Тени у меня за спиной вытягивались в направлении хижины и ползли к ногам старика. Будто ластящиеся собаки. Он же почесывал яйца да читал книгу. Временами что-то произносил – то ли из книги, то ли из головы. У него была забавная манера разговаривать. Акцент, что ли. Или просто привычка думать вслух. Меня это немножко пугало. Но я лежал смирно. Знал, что терпения у меня хватит.

Люди говорят, будто я недисциплинированный и не умею себя контролировать. Ни черта они не в курсе. Хотел бы я посмотреть на них в такую вот ночку.

Знаете, собаки умеют ждать. Отлично умеют. Потому что обычно даже не понимают, что ждут. Настоящее ожидание – это когда ты знаешь, что ждешь. В таком случае надо стать пастушьей собакой и забыть, чем ты занят. Я не о том, чтобы дрыхнуть, как овчарка келпи. Я скорее о том, чтобы быть здесь, но не здесь. Переноситься куда-нибудь мысленно. Иначе – жесть. Я к этому привык. Так же, как привык к одиночеству.

Я, конечно, должен был сочувствовать своим кузенам. На самом же деле завидовал. Потому что их трое. У каждого есть две родные души.

Я раньше гадал – почему у меня никого нет? Позже дошло. Мама не говорила, но я думаю, что к моменту моего рождения она уже поняла, куда вляпалась. В смысле – поняла, за кого замуж вышла. Может, в начале Капитан и вел себя прилично, но потом испортился. Наверное, все, в чем есть кровь, способно протухнуть. Как мясо. Вот кровь-то меня и беспокоит. Она несет по нашим венам то, о чем мы и не подозреваем. Иногда я думаю – а вдруг во мне тоже есть злоба и скотство? Вдруг Гондон их мне передал? Неужели и я стану таким? Буду издеваться над Ли? Над нашими детьми? Господи, от этой мысли мне дико страшно. Для выживания нужна твердость, я понимаю. Но стать мразью? Что ж тут, е-мое, хорошего?

По-вашему, я – бездушный козел, раз мне плевать на смерть Кэпа? Вы просто его не знали. Скажу одно: надеюсь, он что-нибудь слышал. В самом конце. Как слышал я лязг ножа по ведру за миг до удара, который наносил мне Гондон сзади. Он всегда напивался в стельку, но, может, в ту ночь слышал треск автомобильной рамы или тихий вздох опускающегося домкрата. Надеюсь, Гондон успел перепугаться до чертиков перед тем, как «тойота» рухнула ему на голову. Но это лишь мечты. Потому что на самом деле он выиграл джекпот. Оставил все свои мерзкие вонючие грехи неоплаченными. Умер быстро и легко. С предупреждением или без, но отключился мигом. Всю свою жизнь Гондон был лохом и неудачником, а тут ему повезло. Больше, чем маме, уж точно. И это злит меня до невозможности.

Думая о маме, я стараюсь вспоминать ее до болезни. Вижу маму у нас во дворе, возле бельевой веревки. Собирается летняя гроза, Кэпа нет – он как раз охотится на лошадей и разделывает их под первосортную ангусскую говядину. Небо чернеет, а поля становятся хлебного цвета. Налетает ветер, треплет мамины волосы, еще настоящие. Я выхожу на заднее крыльцо, она торопливо снимает с веревки рубашки и белье, не может справиться с простынями. Я босиком бросаюсь на помощь. Только забываю о колючках и всяких якорцах, поэтому очумело прыгаю по двору. Скачу, как танцующий педик, и мы оба хохочем.

Я счастлив. Мама подхватывает меня, не дает упасть, и я чувствую себя именинником, и даже синяки у нее на руках не портят этого чувства.

Она вдруг отталкивает меня, гремит гром, я думаю – в чем дело, е-мое? – а мама указывает на последнюю простыню, за которой кто-то стоит. Ах ты ж, мелькает у меня в голове, вернулся! Только там не Кэп. Я знаю очертания этого тела. Простыню крепко прижимает к нему ветром, и я понимаю, кто за ней. Пускается ливень, а я вдруг оказываюсь в другом месте. В Магните. Удивляюсь – минуточку, такого не было! Я на заднем дворе паба. На раскачивающейся бельевой веревке висит кенгуру, истекает кровью на траву и колючие якорцы. Я прохожу мимо, поднимаюсь по ступенькам на большой балкон второго этажа. Ступни режет, будто в них застряли осколки стекла, но я не останавливаюсь, пока не добираюсь до нужного окна. Заглядываю. Четыре узкие кровати и включенный вентилятор на поцарапанном трюмо. Остальных в комнате нет, одна Ли. Сидит в пижаме с шортиками. Читает книгу. Руки и ноги коричневые от солнца. Занавеска шевелится каждый раз, как вентилятор дует в мою сторону. Значит, Ли сейчас меня заметит. Я не скажу ни слова, подожду, пока она увидит. Ступням больно, но ничего, я готов стоять здесь хоть целый день. Ведь Ли знает, что я за занавеской. Просто притворяется. И это здорово.