Хижина пастыря

Опять гремит гром, Ли вскидывает голову и пугается того, что видит. Меня?! Как же так… Нет, Ли смотрит дальше, за мое плечо. Раздается скрежет. Ножны. Точило и лезвие. Звук смерти. Я поворачиваюсь ему навстречу, только там не Кэп. Тетя Мардж. С ножом офигенной длины, чуть ли не с мечом. Я выставляю вперед руку, и клинок отсекает ее у запястья. Эта женщина сошла с ума! Хрясь – минус вторая рука. Ах ты грязная паскуда, шипит тетя. Я мчу вниз по лестнице на исколотых ногах. Ура, спасен – думаю я и тут замечаю, что именно свисает с бельевой веревки и капает кровью на траву. Не кенгуру, нет. Я. Вот он я, передо мной; руки-обрубки еще подергиваются у груди, как лапы у кенгуру. Да ну на хрен, что-то здесь не так…

Я вздрагиваю. Надо же, уснул. Слышу свист ножа, поднимаю голову. Солнце село. Теперь старик выглядит лишь силуэтом возле хижины. У него за спиной озеро светится странным зеленоватым цветом. Вовсю пахнет запеченным мясом, и, господи боже, я не могу пошевелить ногами. Они не проснулись. Я злюсь на себя – вот придурок, отключился! Вдобавок старикан опять затягивает песню.

Он был один сын для отца, для матушки – отрада…

Я смутно различаю старика: он опирается на верандный столб, точит нож. Полирует лезвие перед тем, как нажраться. Я мрачно наблюдаю за гадом – ишь какой довольный.

Он ненадолго исчезает, но петь не перестает. В хижине загорается свет, лампа или свеча. Открывается дверца печи, мать ее, этот звук забыть невозможно. Еще что-то лязгает, и старик выходит на улицу с керосиновой лампой, которую вешает на гвоздь. Даже без бинокля я вижу жестяную тарелку с едой – мясо и что-то еще. И пар от нее вижу. Старик ставит тарелку на большую металлическую бочку и продолжает петь.

Богатых грабил, бедным помогал; он Макэвоя Джеймса пристрелил…

Волосы у меня становятся дыбом.

Шальной мальчишка-колонист на всю Австралию ужас наводил.

Эту песню пела бабушка. И мама тоже, несколько раз. Я, понятное дело, к тому времени уже очумел, раз решил – старый козел специально бубнит «мою» песню. Он знает, что я один сын у своего отца. Знает не только о моем присутствии, но и о том, кто я, кто мои родные. Ах ты ж грязный болван, подумал я. Выманиваешь меня, словно добычу, выносишь мясо на двор, играешь со мной… Потом я подумал – Джекси, ты дубина. Откуда старику знать, кто ты? Он и не подозревает о твоем существовании. Просто одинокий чувак, который болтает сам с собой и много поет. С одинокими людьми такое случается. Поэтому остынь, приятель, и угомонись.

В общем, я отбросил дурацкие мысли. Старик замолчал, отрезал себе мяса. И вдруг заявил – здесь с лихвой хватит на двоих. Твою налево!

Наверное, он услышал, как я ахнул, потому что заговорил дальше.

Я человек культурный, сказал.

Я ткнулся лицом в землю. А что еще было делать?

Как видишь, продолжил он, я не дурак. Надеюсь, и ты не глупее меня. Поэтому давай будем оба вести себя культурно. У меня есть еда, угощайся на здоровье.

Я лежал не шевелясь. Чувствовал – мужик ждет. Я приподнял голову, медленно-медленно. Вот тут и заметил оружие, позади старика, на брезенте.

Но если ты явился по мою душу, то так тому и быть. Я встречу свою судьбу с открытыми глазами и полным животом.

Старик начал есть. Тарелка бренчала и звякала. Ночные мотыльки роились возле лампы, их тени плясали по старику и по передней стене хижины. Он старательно чавкал. Меня посетила безумная мысль. Я вспомнил о множестве ям на прииске. У меня под рукой «браунинг». На свету сейчас старик, а не я. И прицел на карабине есть, и расстояние подходящее. Пока этот чокнутый дотянется до своего дробовика, успеет пять раз сдохнуть. Выстрелов здесь никто не услышит. Мне ничего не помешает.

Старый хрыч беспечно жевал и причмокивал, будто не очень-то и верил в мое существование. Мне бы радоваться, а я кипел – вот гад, не принимает меня всерьез! Я – вооруженный отчаявшийся отморозок, который умирает от голода, жажды и усталости, а этот тупица со мной шутки шутит! Я был на таком взводе, что даже с зубов искры сыпались.

Понятно, что старик меня заметил и решил понаблюдать украдкой. Кто он, злобный жулик или болтливый псих? Может, он ведет себя так каждую ночь, потому что видит людей, которых нет? Но я-то есть, и ничто не мешает ему для самоуспокоения выпустить пару пуль в темноту. На этом расстоянии старик легко бы меня изрешетил. Но он предложил мне еду.

Что ж, я на нее не клюну. Болван меня не знает. Не подозревает, из чего я сделан. К тому же он стар. Не в состоянии бодрствовать ночь напролет. Я же всю свою жизнь пересиживал старых придурков.

В общем, я был по уши в дерьме и страшно злился на мужика за его шуточки, но не мог хладнокровно убить человека.

Только ведь старый хрыч этого не знал. Выходит, он просто рискнул? Поинтересовался, культурный ли я человек, понимаешь ли. И поставил свою жизнь на то, что да, культурный.

Правда, это не означало, будто ему можно доверять. Даже тот, кто не стреляет с ходу, а предлагает еду, все равно может сдать тебя копам.