Хижина пастыря

Юноша, позвал он. Я лишь хочу сказать – дай себе шанс, выбери лучшую из всех возможностей.

Вот так все и получилось. Потому я и не ушел. Решение принял не в ту же секунду, оно зрело медленно, пока мы сидели у костра, разговаривали, пили новую порцию чая. Финтан даже не просил меня остаться, он предлагал разные припасы, которые за один присест к прииску не перетащишь. По мнению Финтана, я нуждался в куче вещей. Чтобы забрать хотя бы половину, требовалось много дней. Я загнал бы себя, перевозя в тележке консервы, мешки и бочки, вместо того чтобы использовать это время здесь, охотиться и разрабатывать план. Хранить мясо на прииске я не мог, только в соли. И лачуга золотоискателей стояла гораздо ближе к шоссе, в нее вполне могли явиться ищейки. Здесь же, благодаря водной ловушке, не было необходимости постоянно охотиться. Полторы коробки патронов растянулись бы на дольше. Тут мы бы следили за округой в четыре глаза, а всю работу делали бы в четыре руки. Я по-прежнему сомневался в старом священнике, но понимал – он прав.

В общем, тянуть я не стал. Сказал прямо – если вы не против, я пока останусь. А дальше – как пойдет. Финтан так обрадовался, что я чуть не передумал. И он столько болтал, что не слышал моих объяснений.

Лишь сегодня я догадался: скорее всего, бинокль я забыл не просто так, Финтан подстроил. Он с самого начала надеялся, что я останусь и составлю ему компанию. Только не подозревал, чего ему это будет стоить.

Впрочем, сомнения мои никуда не делись.

Я был гостем старика и понимал – не мне диктовать правила. Тем не менее я сразу объявил, что просто разобью на его территории лагерь. Снаружи. Мои вещи останутся при мне, и карабин тоже. И вообще, я тут ненадолго. И ни при каком раскладе не буду спать с Финтаном под одной крышей. Без обид, закончил я, но рисковать мне не хочется. Финтан сказал – да, конечно, как тебе угодно. Хотя посоветовал не впадать в паранойю, на что я прямо ответил – наркотой не интересуюсь. Он почему-то рассмеялся, хрен старый.

В общем, мы кое-как разобрались. Я устроился чуть в стороне от поляны, в буравовидных эвкалиптах. Здесь Финтан видел меня, а я его, все по-честному. Он выделил мне тяжелый кусок брезента, я натянул его и получил укрытие от солнца и дождя – которого не было ни разу, пока я там жил. Финтан дал мне спальник с простыней, одеялом и даже подушкой. Еще – парочку ящиков из-под молока и пластмассовый короб с крышкой от разных ползучих гадов. В хижине имелся фонарь, но батареек было мало, поэтому старик принес мне свечи и консервную банку со срезанным дном; ее стенки отражали свет и защищали огонек от ветра. Отдельная посуда не понадобилась – мы решили, что питаться лучше вместе, так отходов меньше. Днем я мог бродить где хотел, только мы договорились рассказывать о своих планах, чтобы случайно друг друга не подстрелить. При приближении к хижине мне полагалось издавать скрипучий вопль коршуна-падальщика и тем самым предупреждать Финтана, что иду именно я. Он же в ответ не придумал ничего лучше, чем петь «Шального мальчишку-колониста». Пошутил, конечно, но мы решили – прокатит. Если б такое пел кто-нибудь другой, это выглядело бы подозрительно, ну а ирландцу можно.

Трудно сказать, кем мы в результате стали: то ли соседями по району, то ли жильцами одного дома. Наверное, ни тем ни другим. Финтан сказал, что мы теперь друзья, а я пригрозил – если он полезет ко мне со своими дружескими штучками, я ему причиндалы отстрелю. При всем при том нужно было как-то доверять друг другу, поэтому я заявил, что верю – Финтан не педофил. Хотя в глубине души я сомневался. Он ответил, что совершенно убежден – я не убийца. Хотя подозреваю, Финтан тоже сомневался. Причем, если честно, меня его сомнения устраивали.

И знаете, наше соглашение работало. Сначала я не понимал его пользы. Но добывать мясо и дрова вдвоем, следить за окрестностями вдвоем оказалось эффективней, чем одному. Между нами, конечно, имелось мало общего, зато теперь было с кем поговорить. Хотя насчет разговоров тоже существовало правило. Мы никогда никому не расскажем друг о друге. Оба дали клятву. Все, что произойдет в хижине, останется в хижине. Это означало, что лучше знать друг о друге поменьше.

В общем, я не признался, что я из Монктона. А если б и признался, все равно – старый придурок не представлял, где он, не отличал Монктон от Микатарры или Мельбурна. Будто дружки-священники приволокли Финтана сюда в мешке, как картошку. Финтан ни черта не знал об Австралии, однако соображал быстро, поэтому приходилось следить за языком, чтобы не сболтнуть лишнего. Вначале мы оба перестраховывались. Это получалось само собой. По словам Финтана, мы просто вели себя воспитанно. Типа – соблюдали правила. Он разговаривал очень осторожно, ничего конкретного не сообщал. Молол одну хрень, дети мои, одну хрень.