Хлеб печали

- Мне нравится этот юноша, - сказал барон фон Ринген, помолчав. – Он рассуждает так же, как и вы когда-то, - он быстро взглянул на наставника, и тот сконфуженно улыбнулся. – Ваш учитель, юноша, в свое время спас меня от падения на дно. После войны я оказался у разбитого корыта, потратив все свои деньги, и у меня на руках была молодая жена, которая ждала нашего первенца. Можете ли вы понять то бессилие, когда ты, дворянин, беден настолько, что тебе перестали давать в долг? А на просьбу взять на службу лицемерно отвечали, что не располагают такой возможностью, хотя на самом деле все это было из-за слухов… Таких же, которые вы прочли в письме доносчика. Я сменил несколько городов в поисках денег, написал кипы писем ко всем, кто мог взять меня на службу – но если ты хочешь быть офицером, то вначале должен заплатить владельцу полка и капитану определенную сумму, а мне уже нечего было закладывать, кроме собственной головы. Все было бы куда как проще, если б мой добрый капитан Лесли, с которым мы прошли немало дорог и сражений, не ушел в отставку, но он уже ничем не мог мне помочь, а остальные друзья за следующие несколько лет сгинули кто куда. Чтобы вы сделали на моем месте? – внезапно спросил он у Эрнста-Хайнриха.

Каково быть бедным, Эрнст-Хайнрих знал, но под тяжелым взглядом барона ему вдруг почудилось, что его беды и беды отца не стоят ни малейшего волнения. У отца оставался дом и земля, и он мог себе позволить одеваться зимой тепло, а летом – даже нарядно.

- Н-не знаю. Не может же быть так, чтобы человек остался один-одинешенек.

- Еще как может, - ощерился барон. – И я озлобился. И все, что я придумал, это заставить людей делиться деньгами насильно. Какого дьявола моя жена, думал я, должна ходить в простом темном платье и голодать, в то время, как равные ей едят деликатесы и примеряют изысканнейшие шелка? Какого дьявола я не могу нанять служанку ей в помощь, и моя Анна должна делать тяжелую работу? Какого дьявола мой ребенок должен родиться на матрасе из соломы, а не из гусиного пера и пуха?

Эрнст-Хайнрих взглянул на наставника, смутно догадываясь, что барон фон Ринген скажет дальше, и тот понимающе кивнул в ответ.

- Тогда-то мы и встретились, - неожиданно буднично закончил барон. – И тогда я увидел иной выход.

- Да, - подтвердил наставник. – Но сколько раз вы пытались убежать!

- Что ж, война звала меня! Что я мог поделать против этого зова! Я – солдат и потому не приучен сидеть у теплого очага зимой и тяжело работать летом. Перо тоже не для меня – много денег им не заработать, если язык плохо подвешен. Да и мой отец – упокой Господь его душу в аду, где он наверняка горит - всегда говорил, что это занятие пристало только слабосильным монахам. Мы редко соглашались друг с другом, но в те времена так и было – всякий, кто мог носить оружие, шел воевать. Но между войнами и походами есть перерывы – и потому я всегда возвращался.

- Для меня это тем более ценно, потому что я знаю, кто вы есть…

Барон фон Ринген раздраженно махнул рукой и почесал гладко выбритый подбородок.

- Это все хорошо, - сказал замороченный Эрнст-Хайнрих, вцепившись в плошку из-под супа, чтобы хоть как-то прийти в себя, - и история, которую вы рассказали, из тех, что так приятно слушать, но я не понимаю одного – почему вы, барон, навлекаете на себя упреки и обвинения?

- Разве ты сам только что не высказывал удивления силе барона? – серьезно спросил наставник. – Разве не ты спрашивал, как человек может обладать столь сатанинской силой?

- Да, но…

- Никогда я не молился никому иному, кроме как нашему Господу, и разрази меня гром на этом месте, если я лгу, - барон фон Ринген вытащил из-за воротника деревянный крест, сбив себе шейный платок, и прижал его к губам. – Увы, с рождения на мне лежит чужой грех, и я проклят передавать его по наследству. Скрыть его не так-то легко…

- Грех? – Эрнст-Хайнрих сразу подобрался.

- Нет, ну вы посмотрите на него! – воскликнул барон. – Как мгновенно ваш мальчик превращается в гончую, заслышав верное слово! Сдается мне, он все еще ищет повод отправить меня на костер.

- Нет, я… Просто пытаюсь понять. Если вы не знаетесь с Сатаной и не занимаетесь чернокнижием, то в чем вас обвиняют? И что за грех, который передается по наследству, кроме первородного?

- Слишком много узнаешь – быстро состаришься, - проворчал барон. – Пока я не хочу говорить об этом… Но, судя по всему, теперь нам придется немало времени провести вместе – потому рано или поздно ты поймешь, что мне приходится скрывать. Я сам не в восторге, - пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Эрнста-Хайнриха, - уж больно привык полагаться на себя, но твой учитель считает, что для тебя это будет хорошей школой, раз уж все, что он с таким усердием строил, будет разрушено.