Хлеб великанов

него было странное отрешенное выражение, как у человека, охваченного религиозным

экстазом. И ей было немного страшно. Обычно его лицо почти ничего не выражало —

теперь оно выражало слишком многое. Пугающее и в то же время восхитительное — все

зависит от угла зрения.

А он продолжал говорить не столько ей, сколько себе:

— Представляешь, было девять оркестров. В полном составе. Звук может быть

великолепным, если он полный. Я не имею в виду громкость; тихий звук дает тебе еще

больше. Но его должно быть достаточно. Не знаю, что они играли — наверное, ничего

стоящего. Но это показало, что... что...

Взгляд ярких сверкающих глаз устремился на нее.

— Нужно так много всего знать, выучить. Я не хочу играть пьесы — только не это.

Но я хочу все знать о каждом инструменте. Что он умеет, какие у него возможности, какие

ограничения. И еще ноты. Есть ноты, которыми не пользуются, а надо бы. Я знаю, что они

есть. Знаешь, Джо, на что сейчас похожа музыка? На крепкие нормандские опоры в склепе

Глостерского собора. Она в самом своем начале.

Он замолчал, мечтательно подавшись вперед.

— Послушай, а ты не свихнулся? — спросила Джо.

Она постаралась произнести это буднично, как бы между прочим, но на самом деле

невольно оказалась захвачена его горячностью. А она-то всегда считала, что Вернон —

этакий копуша, консервативный, полный предрассудков, лишенный воображения.

— Надо начинать учиться. Как можно скорее. О, это ужасно! Потеряно двадцать

лет!

— Чушь, — сказала Джо. — Ты не мог заниматься музыкой в колыбели.

Он улыбнулся. Он постепенно выходил из транса.

— Думаешь, я свихнулся? Наверное, так может показаться. Но нет! О Джо, какое

страшное облегчение! Как будто годами притворялся, а теперь притворяться не надо. Я

ужасно боялся музыки. Всегда! А теперь...

Он распрямил плечи.

— Я буду работать — работать как негр! Изучу досконально — снаружи, изнутри

— все инструменты. Кстати, в мире должно быть больше инструментов. Гораздо больше.

Должны быть такие, которые могут выть и рыдать, я где-то слышал. Этих одних нужно

штук десять-пятнадцать. И полсотни арф.

Он сидел, планируя и компонуя детали. Джо казалось это чистой ерундой, но ей

было ясно, что Вернон все отчетливо видит внутренним зрением.

— Через десять минут ужин, — робко напомнила Джо.

— Да ну? Вот досада! Я хочу побыть один, подумать, послушать то, что у меня в

голове. Скажи тете Этель, что у меня голова болит или что я захворал. Я в самом деле

думаю, что заболеваю.

Это убедило Джо сильнее всего. Знакомая домашняя хитрость: если что-то тебя

выбило из колеи, не важно, хорошее или плохое, то всегда хочется заболеть! Она сама

такое частенько испытывала.

Она в нерешительности стояла в дверях. Какой странный у него вид! Совсем на

себя не похож. Как будто... как будто... Джо нашла подходящее слово: как будто он вдруг

ожил.

Она даже слегка испугалась.

Глава 2

1

Дом Майры назывался Кейри-Лодж. Он находился в восьми милях от Бирмингема.

Каждый раз, когда Вернон подъезжал к Кейри-Лоджу, он ощущал подавленность.

Он терпеть не мог этот дом, его солидный комфорт, его толстые ярко-красные ковры, располагающий к праздности холл, старательно подобранные гравюры на спортивную

тему в столовой, изобилие безделушек в гостиной. Но так ли уж важны вещи, которые он

терпеть не может, по сравнению с тем, что за ними стоит?

Он задал себе вопрос и впервые попытался на него честно ответить. Разве не

правда, что ему невыносимо оттого, что матери здесь хорошо? Вспоминая Эбботс-

Пьюисентс, он воображал, будто мать, как и он сам, находится тут в изгнании.

Но это было не так! Эбботс-Пьюисентс был для нее словно чужое королевство —

супруге короля. Там она чувствовала себя важной персоной и наслаждалась. Это было

ново, это волновало — но это не был ее дом.

Как всегда, Майра приветствовала сына с нарочитой пылкостью. Лучше бы она

итого не делала. Сейчас ему, как никогда, трудно было ей отвечать. В мечтах он рисовал

себе собственную привязанность к матери. Но при встрече с ней эта иллюзия сразу

исчезала.

Майра Дейр сильно изменилась со времен Эбботс-Пьюисентса. Она изрядно

располнела, прекрасные золотые волосы тронула седина. Изменилось и выражение лица, оно стало мирным и удовлетворенным. В ней проявилось сильное сходство с братом

Сидни.

— Хорошо провели время в Лондоне? Я так рада вам. Как замечательно, что мой

прекрасный взрослый сын снова со мной, — я всем рассказываю, в каком я восторге.

Матери — глупые создания, верно?

Вернон подумал, что верно, и устыдился этой мысли.

Джо сказала:

— Вы отлично выглядите, тетя Майра.

— Я неважно себя чувствую, дорогая. Доктор Грей не очень понимает, что со мной.

Я слышала, появился новый врач, доктор Литлворт, он купил практику у доктора

Армстронга. Говорят, удивительно умный. Я уверена, что это сердце, а не плохое

пищеварение, как говорит доктор Грей.

Майра воодушевилась. Тема собственного здоровья всегда была для нее одной из

самых любимых.

— А Мэри ушла — знаешь, горничная? Я совершенно разочаровалась в этой

девушке.

Она говорила и говорила. Джо и Вернон слушали ее вполуха. Они были исполнены