Хлеба и зрелищ

В назначенный час он явился и увидел, что муж и жена, разодетые в лучшее свое платье, сидят рядом на софе. Казалось, ждали они не репортера, а фотографа.

Около м-с Торнтон лежала целая кипа фотографических карточек ее дочери. На них она при каждом удобном случае обращала внимание Харлея. Супруги выглядели живописно, но воспоминания их были туманны и спутаны. Дымная завеса окутывала их прошлое, стирая имена и даты. Чтобы прочистить их головы, следовало вооружиться тряпкой и щеткой.

– Итак, вы говорите, что мисс Торнтон родилась в Цинциннати? – повторил Харлей, делая заметку в записной книжке.

Во время интервью Харлей всегда делал заметки, дабы собеседник не уклонялся от темы.

– Совершенно верно, – подтвердил отец, в старом Цинци… Вероятно, вы бывали в Цинциннати? Быть может, вы помните заведение Траута Мак-Лафлина на Вайн-стрит? Впрочем, вы тогда были слишком молоды… Траут был близким моим другом… Его бар назывался «Старое убежище», это обычное название салунов в Цинциннати. Несколько ступенек вели вниз…-М-р Торнтон наклонился и указал на пол. – И даже в самые жаркие дни там, внизу, было прохладно… А пиво и соленые крендельки…

– М-р Торнтон! – воскликнула его жена. – М-р Харлей не интересуются салунами. Он нас интервьюирует…

– Траута уже нет в живых… славный был старик, – продолжал м-р Торнтон, повышая голос. – Черт возьми!.. Похоже на то, что поумирали чуть ли не все, кого я любил. Траут спит непробудным сном, а пиво и крендельки…

– Взгляните, м-р Харлей, – резко перебила м-с Торнтон. – На этой карточке Фанни снята в своем стеклянном платье. Я вам дам карточку. Она еще не появлялась ни в одном журнале. Да, сэр… платье сделано из стекла… каждая нитка стеклянная.

Харлей взял снимок и поправил пенсне.

– Очень любопытно, отозвался он. – Вы говорите, что это не материя? Быть может, стеклянные нити нашиты на материю?

– Нет, – возразила м-с Торнтон. – Это ткань стеклянная. Стеклянное платье! Вы можете его осторожно сгибать и складывать, как будто оно матерчатое. Стекольный завод преподнес его Фанни. Они думали, что оно послужит им рекламой. Я забыла название этого завода. Позвольте… Как назывался стекольный завод? – обратилась она к мужу.

– Ей-богу, не помню, ответил тот. – Какая-то стекольная компания… Да, так начиналось: «Стекольная Компания…» а конец я забыл. Они сказали, что платье стоит пять тысяч долларов..

– Очень возможно, заметил редактор.

– Сколько бы оно ни стоило, но они преподнесли его Фанни, продолжала м-с Торнтон. – В этом платье Фанни хотела сниматься в новом фильме, где она играет испанскую королеву, но платье не подошло… отражает свет.

– Понимаю, – сказал Харлей. – Вы долго жили в Цинциннати?

М-р Торнтон покачал головой.

– Нет, мы никогда там не жили.

– А вот снимок ног Фанни, – вмешалась м-с Торнтон. – Эти чулки сделаны по особому заказу. Обратите внимание: монограмма Ф.Т. как бы вплетена в черное кружево.

– Очень красиво, – отозвался редактор «Воскресного Обозрения»; он имел в виду не чулки, а ноги.

– Как вы думаете, сколько тратит Фанни ежегодно на чулки? – задала вопрос м-с Торнтон. Харлей ответил, что он понятия не имеет. Он предполагал, что в год она изнашивает пятьдесят пар; пара стоит, скажем, пять долларов; следовательно, двести пятьдесят долларов в год. Но он не посмел высказать свою догадку, боясь уронить себя в глазах родителей мисс Торнтон. Кто знает, может быть, оценка его недостаточно высока.

– Ну так я вам скажу, продолжала м-с Торнтон, – Эти чулки стоят двенадцать долларов, а одну и ту же пару Фанни надевала только два раза… Теперь, когда она вышла за князя, ей придется менять монограмму. Вместо своих инициалов она хочет поместить его герб или как это называется у князей?

– Корона, – подсказал Харлей.

– Да, корону… Она хочет, чтобы у нее на чулках была корона. Вы сами можете вычислить, во сколько ей обходятся чулки. Двенадцать долларов пара, два раза надеть и выбросить….

– Шесть долларов в день, – сказал Харлей. – Но, быть может, в течение дня она их меняет?.. – Нет, оставим шесть долларов в день. Сколько получается? – спросила м-с Торнтон, указывая ему на записную книжку и карандаш.

– Около двух тысяч в год – объявил редактор.

– Совершенно верно-подтвердил отец Фанни и с торжествующей улыбкой окинул комнату. – А что вы скажете о князе? – осведомился Харлей, держа наготове карандаш. – Его носки сделаны по особому заказу и украшены монограммой?

– О его носках я ничего не знаю, – отрезал м-р Торнтон

M-с Торнтон была осведомлена лучше.

– Да, носки его сделаны по особому заказу, – сказала она. – Носки из тончайшего шелка. И, кажется, украшены короной,

– Так. Значит мисс Торнтон родилась в Цинциннати. Чем вы тогда занимались, м-р Торнтон? М-р Торнтон замялся

– Трудно сказать, объявил он наконец. Брался то за одно дело, то за другое. Много лет мы работали на сцене. Быть может, вы слыхали о Торнтоне и Боулсе, «крылатых плясунах»? Это были мы – я и моя миссис… И уж можете мне поверить, плясали мы на славу. Однажды нам здорово повезло…