Хлеба и зрелищ

Усевшись на стул в коридоре, он стал следить за проходившими мимо женщинами. Он мог провести несколько часов в отеле, куда заглядывают женщины и хорошенькие девушки. И тем не менее он мало думал о женщинах и девушках, если не находился в их обществе. Чтобы проснулось его любопытство, он должен был ощущать их присутствие. Отсутствие женщин не причиняло ему ни малейшего страдания; он мог бы жить в какой-нибудь уединенной долине, в обществе одних мужчин.

В том же коридоре у противоположной стены сидела девушка. Красивая, стройная девушка, одетая строго и с большим вкусом. Не поднимая глаз, она сосредоточенно читала книгу. Когда она перевернула страницу, ему удалось прочесть название: то был «Путь к звездам» – книга, написанная им в тюрьме. Редко приходилось ему видеть, чтобы кто-нибудь читал его произведения. Он заметил, что она шепчет отдельные слова. Через секунду он встал, подошел к ней и представился.

Она повернулась к нему лицом, и они пристально посмотрели друг другу в глаза.

– Да, – протяжно выговорила она, но это «да» скорее походило на мяуканье. – Д-а-а…

– Я написал эту книгу в тюрьме, – торопясь и заикаясь, выпалил он.

Ей это было известно, потому что она прочла предисловие, и тем не менее он счел нужным это сказать.

– Знаю…

Он коснулся ее руки, и секунду они сидели молча. Потом снова посмотрели друг на друга. Удивленный, недоумевающий взгляд… Так смотрят люди, которые увидели что-то новое, не имеющее названия.

– Подумать только, продолжал он, – что пять минут назад я шел по улице, а вы сидели здесь… И тогда я вас не знал… совсем не знал… Стена стояла между нами… Вот что самое странное.

– Да, странно, просто сказала она.

– Теперь моя жизнь изменилась, прошептал он. – За пять минут вся моя жизнь изменилась.

– И моя, – глухо отозвалась она.

Спустилось молчание. Молчание не тягостное, а трепетное.

– Почему вы на меня так смотрите? – спросил он.

Ее голубые глаза не отрывались от его лица. Она засмеялась… Отрывистый веселый смех.

– А вы почему на меня смотрите?

– Не знаю.

Разговор был серый, призрачно-тусклый. Бессмысленные свинцовые слова. Так беседуют люди, которые только что пережили катастрофу и сидят при дороге среди развалин и обломков.

– Я вас знала тысячу лет, – заметила Джин, медленно извлекая слова одно за другим на белый свет.

Снова молчание.

– Вы здесь живете?.. в Канзас-Сити? – спросил Торбэй.

Она покачала головой.

– Нет… да… Я здесь остановилась.

– В Канзас-Сити я в первый раз, – сказал он и, помолчав, нелепо добавил: – Здесь много дельцов.

Джин широко раскрыла свои голубые глаза и посмотрела ему в лицо.

– Меня содержат мужчины, сказала она напрямик.

– О!.

– Что же мы будем теперь делать?

Вместо ответа он взял ее за руку.

– Пойдемте обедать, объявил он и сразу просиял.

– Послушайте, начала Джин, один человек предложил мне пообедать в этом отеле. Я его жду сейчас.

Торбэй, не выпуская ее руки, спросил:

– Вы отказываетесь от этого предложения, не правда ли?

– Конечно, я иду с вами – быстро проговорила она. – Вон он идет, ищет меня.

По коридору шел какой-то мужчина, засматриваясь в лица женщин.

– Идемте! Скорей – сказала она.

Это походило на бегство.

– Мы пообедаем в другом отеле, – предложила она, когда они вышли на улицу.

3

– Вы ничего не едите, – сказала она.

Он сидел, облокотившись на стол. Горели лампы под розовыми абажурами, сверкала посуда.

– Я не хочу обедать, – ответил он.

– Я тоже..

– Я хочу, чтобы вы мне рассказали обо всем, что пережили со дня сотворения мира, – продолжал он.

– Хорошо, – согласилась она. – Но и вы должны мне рассказать о себе. Я читала все ваши книги. Кое-что я о вас знаю. Вы никогда не думаете, вы чувствуете. В ваших книгах нет ни одной мысли, ни единой.

Торбэй ответил не сразу.

– А мне казалось, что есть, – сказал он наконец.

– Нет, милый… вы чувствуете, вы не думаете… В ваших книгах есть только одни чувства.

– Вы имеете ввиду непосредственные ощущения?

– Да, кажется так принято их называть, – подтвердила она. – Чувства! Они заступают место мыслей. У большинства людей чувства скрыты где-то в глубине, а мысль рвется наружу. Да, так мне кажется. Но у вас, в ваших книгах, на поверхность всплывает чувство.

Он потянулся через стол и взял ее за руку.

– Не будем говорить обо мне и моих книгах.

– И вот еще что, – продолжала она. – Вы расколоты… В вас словно живут несколько «я». На страницах вашей книги дает о себе знать то одно, то другое «я». И сейчас вы не тот, каким были, когда я вас только что встретила.

– Вот как? Какой же я сейчас?

Она спокойно подняла на него глаза.

– Сейчас вы хитрый и, пожалуй, подозрительный.

Торбэй засмеялся.

– Нет! О, нет!

Он погладил ее руку.

– Красивая белая рука… Но этим кольцом вы уродуете себе руку.

Он коснулся пальцем кроваво-красного рубина, вставленного в кольцо мисс Кольридж.

– Это красивое кольцо, – заявила она, – и очень дорогое.

Он пожал ей кончики пальцев.

– Гм… Быть может оно дорого стоит, но красивым его нельзя назвать. Этот камень слишком красный, а ваша рука такая белая.