Они замолчали. Каждый с обидой думал, что он отдал другому молодость, лучшие годы жизни, и вот итог — оба согласны разъехаться; каждый винил в этом другого и жалел себя. И не было средств остановить такое развитие событий.
Когда-то Нина была ласковой девушкой. Он работал агрономом в совхозе «Отрадненский». Нина кончила учительский институт и приехала по распределению в школу. Они познакомились. Нина отличалась от других девушек, была малоразговорчивой, смотрела на человека с таким видом, будто знала о нем какую-то тайну. Ее глаза светились задумчиво и многообещающе. Характер у Нины был привязчивый: если бы не Николай Иванович, а кто-то другой стал ухаживать за ней, она вышла бы замуж и за того.
Отец Нины — председатель сельсовета, добрейшей души человек. Всем в доме верховодила мать, полная, крепкого сложения, с загрубелыми от работы руками. Было удивительно, как эта здоровая женщина сумела родить к сорока годам только одну дочь. Нина не отличалась крепким здоровьем, и мать оберегала ее от всего. Она волновалась, что Нина может заболеть, что у нее отцов характер и в жизни Нина не сумеет постоять за себя. Николай Иванович сначала дивился, как они не похожи друг на друга, мать и дочь, и лишь с течением времени углядел, что Нина Павловна и голову поворачивает, как мать, и глаза у нее в разговоре посверкивают, как у матери, и низкие рокочущие нотки сердитого голоса до удивления схожи и у той и у другой.
Николаю Ивановичу приходило в голову рассужденье, что если бы у них был ребенок, их жизнь пошла бы по-другому. Но Нина Павловна боялась рожать.
— Я не выдержу беременности, умру, — говорила она.
Когда на втором году семейной жизни забеременела, к ней приехала мать. Она по-хозяйски ходила по квартире и ругалась на весь дом, если Нина поднималась с кровати. Кончилось все в апрельский гололедный день: мать вызвала машину, свозила дочь в больницу; поднимаясь на обледенелое крыльцо, Нина упала; ребенок родился недоношенным и через сутки умер.
После того она берегла себя, принимала какие-то снадобья. На ночь уходила от него на диван и спала одна. Но не убереглась. Вторую беременность восприняла как несчастье, глядела на него, точно на врага, говорила, что он желает ее смерти. Николай Иванович был терпелив, он думал: родит ребенка, станет матерью, и вся эта мнительность отшелушится, как ненужная шелуха, и будет Нина нормальной женщиной. Он надеялся и верил; теперь уже и сам берег ее от волнений, лишь бы отвоевать то, что к другим приходило само собой.
В ночь родов она стонала, говорила, что умирает. Николай Иванович вызвал врача — Нина не поехала в роддом. Врач сказал:
— Надо везти ее в больницу.
Нину под руки довели до машины.
Николай Иванович остаток ночи протоптался в больничном саду. Когда ему сообщили, что родившегося мальчика не спасли, он сгорбился, как старик, и чуть не заплакал. Врач-хирург накричал на него:
— Чего же вы хотите? Раскормили ребенка. Он задохнулся при родах. Скажите спасибо, что спасли роженицу.
Поправилась Нина на удивление быстро; пополнела, раздалась вширь; теперь она во всем походила на мать.
Он не любит ее — это ясно. А она? Приехала мириться? Николай Иванович взглянул на ее лицо. Что-то прежнее, из давних времен, когда они только-только познакомились, промелькнуло в ней: в глазах задумчивость и обещание чего-то, в походке и в движениях загорелых рук — мягкая завлекающая женственность; но он знал способность Нины к преображению и уже не верил ей ни в чем. Сославшись на дела, Николай Иванович ушел в поле, сказав:
— Вечером встретимся и поговорим.
Нина Павловна за день обошла на станции знакомых, побывала в Давыдкове в школе. Когда вечером вернулась домой, Николай Иванович сидел и ждал ее на крыльце. При ее приближении он даже не пошевелился.
— Ты не хочешь впустить меня в дом?
— Входи.
Николай Иванович тяжело поднялся.
Зажгли свет, сели у стола. Нина Павловна поставила локти на стол, уткнулась подбородком в раскрытые ладони. Николай Иванович спрятал налитые тяжестью руки на колени.
— Расскажи, как ты жил тут без меня.
— Тебя это еще интересует?
— Не интересовало — не спросила бы.
— Работал — вот и все.
Она спросила о его любимом деле — о травосеянии. Николай Иванович коротко ответил и на это. Такой спокойный и размеренный разговор ее не устраивал.
— Коля…
Нина Павловна встала, обошла вокруг стола, положила ему на плечи мягонькие руки, с чувством повторила:
— Коля…
«Вот, начинается…» Николай Иванович убрал с плеч ее руки.
— Сядь, — повелительно и твердо сказал. — Не о том мы говорим.
Нина Павловна поискала глазами стул, чтобы сесть рядом с ним, но стула поблизости не было. Тем же путем, вокруг стола, вернулась на свое место.
— Давай поговорим, как будем жить дальше.
— Так сразу?
— А чего ждать? У нас было время подумать.
— Страшно вот так сразу. — Она подняла голову, внимательно вгляделась в него. — Или ты уже решил?
— Решил. — Николай Иванович не колебался ни минуты.
— Значит, правильно люди говорили, — вздохнула Нина Павловна.
— Что тебе наговорили?