Хлоя. Как я умирала

Здесь я возненавидел Ворлдчайлд еще больше. Эти продажные шкуры имели целую сеть боевиков и наемников по всему миру. И если какому—либо правителю, диктатору или миллиардеру был кто—то не угоден – за кругленькие суммы они решали любой вопрос. По сей день не было никаких доказательств того, что к своей работе они привлекали неуязвимых, поэтому Таймлесс отчаянно цеплялись за каждого, кто обладает этим даром. И все равно перевес сил постоянно был на стороне этих подонков. В этом мире деньги и связи решают все. Особенно, когда на твоей стороне правительство.

Помимо Келлана, русоволосого короля в мире хакеров, здесь были:

– телепат, веселый темнокожий голубоглазый парнишка, читающий мысли любого в поле его зрения;

– парень—рентген, среднего роста, не то азиат, не то потомок каких—то индейских племен, брюнет, для которого не существовало понятия стен и материи;

– девушка—Лазарь, белокурая хрупкая, утонченная, умеющая лечить тяжелые ранения простых людей;

– совсем юная рыжая девчонка, обладающая способностью материализовывать предметы из ниоткуда;

– успевший за обычную жизнь поседеть мужчина—левитатор, способный заставить летать любой предмет или себя самого, ставший объектом для двусмысленных шуточек своих «коллег» по поводу своего физиологического возраста.

И еще с десяток людей, чьи способности не были столь выдающимися, но не менее важными для Бена – главы организации. Для него каждый боец, которого он благодаря своему дару смог найти, был на счету. Я все еще путался в веренице имен и историй, а он знал подноготную каждого из нас. И всегда, когда мы встречались с ним, в его взгляде я видел искренне чувство сожаления. Как он не старался – он не мог найти мою жену. Никто из тех, кто входил в этот закрытый клуб, не был в лабораториях Ворлдчайлд, но от перспективы попасть туда волосы стояли дыбом у каждого.

Из доносившихся до меня перешептываний я понял, что те, кто туда попал – уже оттуда не возвращаются.

И от этого чувства безысходности меня буквально выворачивало. Я наврал нашей семье, наврал друзьям, что мы повздорили, что в одном из путешествий Хлоя поняла, что куда—то мы не туда идем, что она хочет посвятить себя помощи людям и засесть где—нибудь в подразделении Красного креста в Африке, чтобы все переосмыслить. А дальше дал додумать им самим. Я знал, что, чем менее убедительными будут мои объяснения по поводу ее исчезновения, тем меньше вопросов они вызовут. Такова наша человеческая природа – мы все видим через призму собственного опыта. Я даже не стал долго расстраиваться, когда Майк завез мне инструменты для неожиданного ремонта, а дверь открыла Тесса: его, хоть и укоризненный, но понимающий взгляд, сказал гораздо больше, чем стоило. К черту все. И плевать, что он наверняка растрепал это всем нашим друзьям. Если, конечно, они сами меня теперь считают своим другом.

Мне казалось, что тяжелее всего будет с родителями Хлои, но, когда ее мама, махнув на весь этот поток гадкой лжи рукой, сказала, что ожидала чего—то подобного, убедив ее братьев и отца, что все в порядке, – я был ошеломлен. Неужели она успела что—то ей рассказать? Или просто мама – есть мама, и она знает свою дочь лучше, чем кто—либо?

В конце концов, я соврал всем, кроме себя самого. Закрывая глаза перед сном, я не мог отделаться от мысли, что она где—то там, совсем одна, напугана, истощена, измучена и полна отчаяния. А я ничего не могу сделать. Я клялся быть верным ей в болезни и здравии, но предал, стоило ей переступить порог.

Я пытался найти оправдание своим поступкам, когда просыпался, обнимая Тессу. Да, того, что произошло в ночь пожара, больше не было. Даже намека или разговора про секс. Но я отчаянно нуждался в тепле, которого лишился, как и Тереза. Для Тессы, долгое время бывшей одиночкой, Хлоя, как и я, стала близким другом, долгожданным союзником в этой бесконечной борьбе за подобие нормальной жизни. Ей было паршиво из—за того, что мы с ней перешли черту, но лишиться того единственного, кто ее знал и понимал, было непосильной задачей. И в каком—то смысле мы стали спасением друг для друга. Но я все глубже и глубже вяз в этой трясине, иногда называя Тессу Хлоей, пытаясь вызвать у нее воспоминания, которые она знать не может… И я ненавидел себя каждый день. Отчаянно цепляясь за подобие близости с человеком, который хотя бы немного успел узнать мою Хлою… Успел ее запомнить.

Тесса абсолютно другая. АнтиХлоя. Из—за своего дара чувствовать чужие эмоции слишком часто она становилась моим зеркалом. Возможно, это и стало тем, что сблизило нас. И каждый раз служило напоминаем: она – это не Хлоя. Моя жена вводила меня в исступление своими нелогичными эмоциями, переменами настроения и вообще всеми своими суждениями, что не редко приводило к горячим спорам – я не всегда мог понять ее мир. Но я всегда имел рядом человека с абсолютно другой точкой зрения, что заставляло нас обоих не стоять на месте, развиваться, становиться лучше. А что мне осталось теперь?