Рубин, наш агент по недвижимости, был просто ужасен. Просто ужасен. Разница между миллионом и двумя миллионами была для него чисто номинальной. Каждый раз, когда мы осматривали очередную квартиру, он принимался перечислять её недостатки. В этом доме никогда не меняли трубы, тут улица слишком шумная, тут стены картонные. Первый этаж, будете жить как на иголках – ждать, когда вас ограбят. Последний этаж – без протечек не обойдётся. Здесь потолок низковат, там полы неровные. Тут на балконе куча голубей. А тут внизу булочная, судя по всему хорошая: вон очередь аж за угол загибается. Вы, ребята, наберёте лишний вес. Через два месяца мы спросили Рубина: ты правда хочешь нам помочь? Конечно, хочу, ответил он. Хочу помочь вам отыскать безукоризненную квартиру. Я ведь не с каждым клиентом так ношусь. А сколько это займёт времени, как ты думаешь? Ну, года два-три. Рубин – сын троюродной сестры Лили, он испытывает к Лили глубокую благодарность: она помогла ему написать эссе при поступлении в колледж, это было двенадцать лет назад. Я ведь предупреждала тебя, Фил: любовь к женщине из большой еврейской семьи сопряжена с некоторыми издержками.
Ждать два года? Ну нет, нам не терпелось соединиться, как подросткам. Когда нам было по семнадцать, мы не могли выдержать друг без друга и четырёх часов. А потом расстались, и Лили училась на Манхэттене и служила в конторе у архитектора, проектировала гаражи и парковки и мечтала, что когда-нибудь будет создавать музеи и оперные театры. А Филипп? Что ты делал? Слушай, Лили, ты всё упрощаешь. Тебя послушать, так получается, будто бы ты ушла от меня, потому что слишком меня любила. Но ведь в какой-то степени так и было, Фил. Я понимала, что мы можем жениться, завести детей, но я витала тогда в облаках. Мечтала о возвышенной, рыцарской любви. Пугалась одной мысли, что придётся с тобой переспать. Я только одно знаю, Лили: ты меня бросила. Я был для тебя недостаточно хорош. Значит… Значит, мы расстались, и ты отправился в Бостон, так? Ну и? Я занялся греблей, пытался курить сигары, а после колледжа оказался вдруг женатым дипломированным бухгалтером.
Изредка мы видели друг друга во сне, особенно после того, как Филипп с семьёй переехал в Нью-Рошелл, городок в округе Вестчестер, штат Нью-Йорк, где мы оба выросли, а Лили после развода поселилась по соседству, в Ларчмонте. Сновидения часто диктуют поступки в дешёвых любовных романах: Лили прочла их немало. А Филипп глотал приключенческие романы и теледрамы – ничем не лучше, но не так постыдно для мужчины. Ждать два года? А трёхлетняя внучка спрашивает у Лили: «Ба, а почему у тебя голова белая?» – «Потому что я уже старая», – отвечает Лили. – «А когда будешь опять молодая?» О, Господи… Рубин, кончай! Нам подойдёт любая квартира.
Ещё одна головная боль – как избавиться от дома Лили. Если судить о людях по их домам, то Лили представляет собой современную, созданную по собственному проекту, с четырьмя спальнями и четырьмя ванными комнатами развалину. До появления Филиппа она даже не заходила в главную спальню – разве что когда заезжал кто-то из детей. Книги были свалены в гостиной прямо на полу между камином и диваном, здесь же стоял её чертёжный стол – у широкого окна с видом на соседский розарий. Мышь, почти ручная, грызла альбомы по искусству и не притрагивалась к книжкам в мягких обложках, оставляла следы на студенческих работах и демонстративно игнорировала украшенную куском сыра мышеловку.
Современный дизайн ещё держался, однако всю внутреннюю отделку – тут Рубин был совершенно прав – следовало содрать и поменять. Мы прожили целый месяц в гостинице. Это оказалось накладно, к тому же нам не понравилось обслуживание, и в конце концов Лили приняла предложение поселиться в гостевой спальне и пожить в весьма любопытной ситуации. Лили переехала вместе с Филиппом, временно конечно, к его второй жене Кэтрин. Поддалась на искушение: уж очень хотелось посмотреть, как Филипп жил все эти годы.
Дом оказался строгим, величественным, выстроенным в подражание тюдоровскому стилю, с просторными, полными воздуха комнатами и с тошнотворным запахом ароматизирующих смесей во всех ванных. Ученики Кэтрин могли прийти на урок танцев в любое время, они входили без стука, и деревянная лестница, которая вела в подвал, где проходили занятия, скрипела у них под ногами. В жизни Кэтрин была пустота, которую приходилось постоянно заполнять новыми людьми. Послушай, мне не нравится вся эта психология насчёт Кэтрин, это несправедливо. Я не говорю, что ты не права, но, может, просто не будем об этом? Нет, я права и в этом, и в том, что тебя загнали в этом доме в угол. Кабинет Филиппа – комнатка с низким потолком, уставленная картотеками, стопка журналов «Плейбой» в картонной коробке и маленький телевизор в углу. Послушай, я отец семейства и бизнесмен, что же ты хочешь – чтобы я выставил свои порножурналы на всеобщее обозрение, в один ряд с книгами учёта налогов?