Хлоп-страна

– А Майкл сказал бы совсем по-другому, – повышает голос Летея, как если бы мы спорили: «Тоска убивает своего преследователя, – объяснял бы он нам, – но положение дел не меняется: в конце концов, не только её возлюбленный, который оказался случайно втянутым в гущу борьбы за Республику, умирает от рук солдат королевской армии, но и она сама должна умереть. Опера утрирует характеры и ситуации, но не врёт, – продолжал бы он свою лекцию. – В сущности, только подкупом одиночка может разрушить монополию власти. Да, да, взяточничеством и подкупом! Единственная возможность для человека примириться с существующей системой – это терпеть и хитрить, а поскольку Тоска отказывается играть в общепринятую игру и сносить оскорбления, она-то и становится главной жертвой драмы. Любое человеческое действие можно истолковать стадными инстинктами, любовь – одна из форм стадного поведения», – в этом весь Майкл, это ещё один его конёк: он любит поговорить о том, что оперное искусство в состоянии свести поведение человека к его основным инстинктам и таким особенным образом высветить их. И тут наступило бы время главной цели его нравоучения: «Догадываюсь, что преподавание итальянской литературы может приносить удовольствие и даже быть полезным для самосовершенствования, но если бы ты не бросила работу в отделе кадров, ты могла бы уже как все нормальные люди выйти на пенсию и жить вполне благополучно. Но тебе всё время не терпится прыгать с места на место, всё время играть – смотри, что из этого получается! В твоём возрасте ты могла бы соображать получше».

– Представляю себе, что за удовольствие ходить в театр с таким человеком!

– Да, – вздыхает Летея. – Меня просто сводит с ума его самодовольство. Иногда мне кажется, что ему нравится слушать оперу только потому, что он любит чувствовать себя выше всех в зале и представлять, что видит их насквозь. В детстве я любила ходить в театр с мамой; сегодня она наверняка пришла бы в восторг вместе со всеми, подпевая, аплодируя и выкрикивая: «Тоска! Тоска, давай!» Правда же это было что-то необыкновенное, импульсивное, страстное?

– Так ты не расскажешь Майклу о сегодняшнем спектакле?

– Нет, только не это. Представляю себе ухмылку на его лице: опера на бейсбольном стадионе! И все хлопают, потому что они круглые идиоты и ничего не понимают в настоящем искусстве.

– Что же ты собираешься делать? Попросишь у него помощи с домом?

Пустое такси останавливается перед нами, и мы садимся в машину. Нам всем нужно в разные места, ветер, дующий со стороны залива, заметно посвежел, и хочется поскорее найти место, где бы укрыться. Летея садится с краю; она сойдёт у «Дублинца» первой. Мы вдыхаем запах её духов: чистый, старомодный лилейный аромат долины, он настраивает на сентиментальный лад, и тогда начинает казаться, что эта маленькая хрупкая женщина – наша дочка и наша бабушка одновременно. Мы переживаем за неё, волнуемся по поводу колена, которое её беспокоило, пока мы шли, нам не нравится, что она пила, а теперь ещё идёт в бар, где продолжит пить, нас тревожит её будущее, мы хотим убедиться, что встреча с братом пройдёт хорошо. Нам хочется, чтобы Майкл позаботился о ней, если уж он продолжает встречаться с ней в баре, несмотря на свою заносчивость и непримиримость. Вопреки всему, что Летея говорила о нём, что-то в этой истории ускользает от нас, связь между братом и сестрой, единственно близкими родственниками, кажется крепче, чем можно судить со слов Летеи, но расспрашивать некогда.

Такси проезжает мимо оперного театра. Огни тут тоже погашены, толпа рассеялась, и даже рекламные плакаты заменены афишами следующего спектакля. Ближайшие кварталы уже заняты бездомными, которые тянут свои тележки из супермаркетов вверх и вниз по улице, вытаскивают что-то из контейнеров для использованных бутылок, подбирают с мостовых всё мало-мальски стоящее, что оставили после себя любители оперы.

Уже собираясь выходить из такси, Летея объявляет нам, что думает перебраться в городок Бенд, штат Орегон.

– Когда-то я провела несколько лет в Бенде, – говорит она. – Там живёт один человек – мы не были женаты, он только приятель, очень хороший приятель. Он предлагает мне жильё. Хочу воспользоваться его предложением.

Она говорит, что всё уже готово к переезду. Роздана большая часть мебели, книги упакованы в коробки, дом послезавтра переходит в собственность банку. Осталось сделать одну-единственную вещь перед отъездом – сообщить эту новость Майклу.

В облаке (Пер. А. Степанова)

Три междугородних автобуса, без особых отличительных знаков, белые, с тонированными стеклами, не могли разъехаться на узком перекрёстке в самом центре квартала Тендерлойн. Один не вписался в поворот и, пытаясь сдать назад, чуть не столкнулся с таким же точно, подъехавшим к нему сзади слишком близко. Третий автобус съезжал с вершины холма в том же направлении, что и два предыдущих, и остановился на перекрёстке, не имея возможности проехать вперёд.