Однако то было слабым утешением, и потому, чтобы немного успокоиться, кази взялся придумывать страшную месть ходже, но, как назло, в разгоряченный обидой мозг судьи ничего путного не приходило.
Глава 9. Нечистый во плоти
После дела бая Пулата о злополучной дыре, рассмотренного кази, о прибытии в селение ходжи Насреддина знали уже все богачи. Но среди бедноты новость разошлась куда быстрее, что и вполне понятно – так ловко выкрутился ходжа, опозорив жадного Шарифбека. Кази пребывал в страшной ярости, рвал и метал, но ничего поделать не мог. Ведь нельзя же было просто сказать, что он ошибся и неверно рассмотрел дело – справедливейший не может ошибаться! А повторное рассмотрение жалобы Пулата лишь вызвало бы еще большие насмешки, после чего кази однозначно грозила окончательная утрата доверия народа, пусть судье и было на него глубоко наплевать.
Но нервничал кази больше не из-за самого дела – шайтан бы с ним, с этим Насреддином! Во-первых, он поссорился с Пулатом, и тот уж точно больше никогда к нему не обратится и найдет способ отплатить за все. Во-вторых, с «дырявого» дела он не получил никакого дохода. А в третьих, что самое обидное, стал всеобщим посмешищем. Непонятно одно: откуда в народ просочился конец истории с кладом ходжи. Ведь кази был уверен, что поблизости в тот момент никого не было. Неужели гнусный проходимец Насреддин самолично разнес весть об унижении кази? Или нищий оборванец Икрам распустил где-нибудь язык? Однако, как выяснилось позже, история о кази и половине клада ушла в народ благодаря длинному языку одного из стражников, который по секрету поделился ей с приятелем на базаре, а уж тот, не в силах держать в себе подобную тайну, рассказал о ней своим знакомым, а те, в свою очередь, своим. И пошло-поехало. К вечеру удивительную историю о кладе отца Насреддина передавали из уст в уста десятки людей, а их смех был так силен, что доносился с базарной площади до ушей Шарифбека, отчего у несчастного кази началась мигрень и разболелись зубы. Но пока судья строил коварные планы мести Насреддину, оскорбленный мула, чьи ежедневные подношения иссякли, будто вода во внезапно пересохшем роднике, после мучительных размышлений придумал, как ему вернуть свое утраченное величие и почтение к своей особе. Все хорошенько обдумав еще раз, он вызвал к себе слугу.
– Послушай, что я тебе скажу, Гази, – издалека начал медовым голосом мулла, поскольку прекрасно знал, как труслив и несговорчив его слуга.
– Я весь обратился в слух, хозяин, – почтительно склонился слуга перед топчаном, на котором возлежал мулла. В душе Гази затрепетала неясная тревога, ведь чем слаще бывал голос муллы, тем страшнее оказывался смысл его слов – эту истину Гази хорошо усвоил за долгие годы служения мулле.
– Народ, – мулла поморщился и отхлебнул из пиалы, – народ становится скуп. И хотя прихожане исполняют свой долг перед всевышним, как положено, прошлого рвения в них нет и в помине. Наши доходы падают.
– Да, хозяин, – пробормотал слуга, не поднимая головы. – Вы правы.
– Я всегда прав! Так вот, в нашем плове все меньше мяса, он уже не так жирен, и скоро мы перейдем на чай с черствыми лепешками.
– Нет, только не это! – Гази вздрогнул и попятился от топчана.
– Да-да! Именно так и будет, – покачал головой мулла. – Но это только начало. Потом мы с тобой уподобимся неверным с востока, что едят пустой рис, запивая его водой, а хлеб считают лакомством. А после… – мулла замолчал, сверкнув глазами.
– Говорите же, о хозяин. Почему вы вдруг замолчали? – молитвенно сложил ладони Гази. Непередаваемый ужас застыл в его вечно печальных глазах.
– А после, Гази, мне придется избавиться от тебя, поскольку сухих лепешек и риса на нас двоих не хватит.
– Ох! – воскликнул Гази, хватаясь за сердце, и прижался спиной к стволу старой груши. – Не говорите так, умоляю вас!
– Но именно таково наше с тобой будущее, если мы будем сидеть сложа руки и ждать, когда наступит страшный момент! – повысил голос мулла, с удовлетворением наблюдая за побледневшим слугой. – Прости, я вынужден буду так поступить с тобой, хотя мне этого вовсе не хочется. И Гази пойдет побираться на базар, уподобившись распоследнему нищему. Так все и будет на самом деле.
– Нет! Пощадите!!! Только не это, о хозяин, – вскричал в сердцах Гази, плотно зажмуривая глаза. И от его крика мулла едва не выронил из пальцев пиалу, сонные куры переполошились в хозяйском курятнике, топча снесенные ими яйца, а во дворах, расположенных вблизи мечети домов, завыли собаки.
– Болван, чего орешь?! – Мулла рывком выплеснул в сторону слуги остатки чая, но не попал в него. – Ты, верно, хочешь, чтобы здесь собралась половина селения, выяснить, не убиваю ли я тебя?
– Простите, о хозяин, – Гази протянул дрожащие ладони к мулле, – но вы говорите поистине страшные вещи. Я не сдержался.
– Здесь нужно не кричать, а действовать тонко и наверняка.
– Вы хотите покарать вероотступника Насреддина, чтоб его ужалил в голую пятку самый злой из скорпионов?! – воскликнул Гази.