Хлопоты ходжи Насреддина

– Нисколько не сомневаюсь. Так вот, ты будешь настаивать на своем, но в какой-то момент скажешь, что готов простить ему убытки, уважая ваши давние добрые отношения, но ранее внесенную им сумму ты оставляешь себе.

– Мудро! – прицокнул языком Мустафа. – Воистину, ты мудрейший из нас!

– А то! – фыркнул старик и поднес кувшин к губам.

– Погоди-ка! А что с Саидом?

– Э-э, – недовольно протянул старик, которому не терпелось отведать вина. – Какое тебе дело до этого остолопа? Может, по молодому делу загулял, может, дружков старых встретил, а может, и еще что. Вернется.

– Вы так думаете? – усомнился в его словах Мустафа.

– Я ничего не думаю – я предполагаю. Вернется – спросишь, где был, и устроишь ему хорошую взбучку. А не вернется – и шайтан с ним, с Саидом. Все, оставь меня, я устал!

– Благодарю, о мудрый старик! – отвесил поклон Мустафа и, шурша плащом, покинул жилище старого разбойника. Теперь неразрешимой проблемы не было, все встало на свои места, и у Мустафы несколько поднялось настроение. Однако ему все-таки жаль было потерять такого вора.

«Вернется, уши оборву! – Главарь в сомнении коснулся правого уха, бросив взгляд через плечо. – Нет, лучше шкуру спущу. Впрочем, не помешает сотворить с ним и то и другое сразу, – злорадно подумал Мустафа и, насвистывая, направился в свои роскошные покои, где он собирался предаться отвлеченным думам и созерцанию несметных богатств – они одни умели успокоить его и вернуть ему расположение духа».

Мустафа возлежал на мягких подушках и, мурлыча себе под нос нехитрую мелодию, пересыпал из ладонь в ладонь золотые монеты. Их сверкание и звон вселяли в него умиротворение и счастье. Но не успел главарь пересыпать золото и десяти раз, как в комнату вбежал запыхавшийся разбойник.

– О Мустафа! – выдохнул он, останавливаясь у входа.

– Что тебе? – лицо Мустафы сразу сделалось кислым и недовольным.

– Там пришел этот… как его… Зариф!

– Зариф? – При имени бая лицо Мустафы приняло отсутствующий вид. – Скажи ему, пусть обождет.

– Хорошо, я передам ему, – поклонился разбойник и, развернувшись, выбежал в длинный и узкий каменный коридор.

Мустафа колебался. Чем-то закончатся его переговоры с известным на всю округу жадиной, и как следует себя вести с ним? Советы советами, но ведь бай Зариф хитер, и может случиться так, что Мустафе не удастся облапошить богача. Но одно Мустафа знал наверняка: чем дольше промается ожиданием Зариф, тем лучше. И потому главарь не спешил на встречу с богачом. Вместо этого он взял отполированное серебряное блюдо и стал смотреться в него, стараясь придать своему лицо грозное выражение, но как он ни старался, все выходило не то. Всему виной были уши, тонкие и прозрачные, – они придавали атаману какой-то по-детски наивный и глуповатый вид, а близко посаженные круглые, словно удивленные, глаза вкупе с орлиным носом довершали общую весьма непредставительную картину, в которой не было ровным счетом ничего устрашающего. Со стороны могло показаться, будто Мустафа специально сводит глаза, чтобы окинуть взглядом свой огромный нос, и от понимания его истинных размеров глаза главаря становятся круглыми, а уши возмущенно оттопыриваются. Таким себя видел Мустафа, и полагал, что и остальные воспринимают его только так и никак иначе. Потому-то Мустафа и был столь раздражителен и резок по натуре и всегда старался выглядеть грознее, чем есть на самом деле.

В слегка погнутом зеркале блюда кривилась, словно издеваясь и ехидно посмеиваясь над Мустафой, гнусная рожа. Мустафа сплюнул и в сердцах запустил блюдом в стену. Протяжный грохот разнесся под сводом его каменного жилища, заметался в коридоре и затих, затерявшись в закоулках и многочисленных переходах пещеры. Мустафа поднялся с подушек, подобрал и заткнул саблю за пояс – сабля, по его разумению, придавала ему важности – и, расправив плечи, главарь направился туда, где его ожидал гость.

Зариф уже порядком извелся от ожидания, а близкое присутствие головорезов, следящих за каждым его шагом, никоим образом не добавляло ему бодрости духа и уверенности в себе. Он не понимал причины задержки Мустафы, и оттого все новые и новые переживания накатывали на него. К тому же дело, с которым он прибыл в разбойничью пещеру, было вовсе не из приятных, и оттого Зариф нервничал еще больше. И когда Мустафа наконец показался из дальнего прохода, вступив в широкую, с высоким потолком залу, Зарифа подбросило будто пружиной, и он кинулся со всех ног навстречу главарю.

– О Мустафа! Рад вас видеть!

– Взаимно, – сухо отозвался тот, поведя орлиным носом. – Но отойдем в сторонку.

– Да-да, так будет лучше, – согласился Зариф, бросив боязливый взгляд на кучку разбойников, стоявших поблизости.

Мустафа проследовал к самому выходу из пещеры, слева от которого лежал большой валун, опустился на него и упер ладони в колени. Зариф присел на краешек другого валуна, поменьше, лежавшего рядом с первым.

– Я слушаю тебя, Зариф, – кивнул Мустафа.

– Мне хотелось бы поговорить с вами насчет… – начал Зариф, поведя плечами, но Мустафа не дал ему договорить.

– Да-да, я уже в курсе.