Хлопоты ходжи Насреддина

— Имеет, конечно, но как вы одной добротой победите, к примеру, Зарифа. Или судья? Я слышал, вы справились с ним отнюдь не добротой, а ложью.

— Ну, разумеется, и без хитрости в таком сложном деле не обойтись. Но ложь… Я вовсе не лгал, а придумал красивую сказку, только не досказал ее до конца. А уж жадность сама нарисовала тот конец, который ей казался наиболее привлекательным.

— Возможно, вы и правы, ходжа, — не стал с ним спорить Саид.

— И вообще, старайся всегда говорить правду, даже если она колет глаза. Только нужно знать, кому ее можно говорить. Умный ее намотает на ус, а дураку она вовсе ни к чему — только одно расстройство.

— Для кого, — усмехнулся Саид, взмахивая молотком, — для дурака или для того, кто сказал правду?

— Для обоих, — произнес Насреддин без тени улыбки на лице.

— Эй! — донеслось со двора. — Ходжа! Где вы?

Голос у Икрама был крайне взволнованный, и сам он порядком запыхался, спеша обратно.

— Чего это он вернулся? — опустил молоток Саид, выглядывая в окно.

— Видно, что-то случилось, — ходжа выпрямился и вышел из двери навстречу дехканину. — Что с тобой произошло, Икрам?

— Не со мной, нет. Но я подумал, тебе нужно это знать, — произнес запыхавшийся Икрам. — Я сейчас встретил своего друга Насыра, и он поведал мне странную историю, что произошла с ним этой ночью.

— Это очень любопытно, — огладил бородку Насреддин.

— Кому как, — устало выдохнул Икрам, опускаясь на горку кирпичей, — а меня так пробрало до самых потрохов.

— Да говори ты толком! — нетерпеливо потребовал Саид. — Развел тут женские сопли: «пробрало!», «до потрохов!»

— Толком? — повернул к нему голову Икрам. — А если толком, то дело было так: Насыр с семьей лег спать, и только заснул, как услышал, что в его доме кто-то возится.

— Вор, — сказал Саид со знанием дела, — только еще совсем зеленый, неопытный. Меня бы он ни за что не услыхал.

Насреддин одарил Саида гневным взглядом, и тот мгновенно примолк.

— Если бы вор. О Аллах, за что нам это наказание? — воздел руки Икрам.

— И кто же это был, в таком случае?

— Это был сам шайтан! — округлил глаза дехканин. — Настоящий, во плоти!

— Ну, ну, — усмехнулся Насреддин. — И что же произошло дальше?

— Зря смеешься, ходжа, — мотнул головой Икрам, будто пытаясь избавиться от наваждения. — Насыр как увидал его, так и прирос к месту, а шайтан стоит и смотрит на него. А тот — на шайтана!

— И долго они так в гляделки играли? — рассмеялся ходжа, не в силах больше сдерживаться.

— Эх ты! Приведись тебе увидеть сейчас Насыра, ты бы так не говорил. Он до сих пор бледен и все еще заикается.

— У страха глаза велики, а что до шайтана, то, видно, сильно согрешил Насыр, раз тот явился к нему и шуровал в его доме. Кстати, а что искал шайтан, ты не спросил у Насыра?

— Нет, не спросил! — огрызнулся Икрам, обиженный подобным недоверием к словам своего старого друга. — Да и какое это имеет значение?

— Огромное, — на этот раз ходже все-таки удалось подавить улыбку. — Впервые слышу, чтобы шайтан залезал к мусульманину в дом и принимался там шуровать словно вор.

— Вы мне не верите, — грустно вздохнул Икрам. — Но это было на самом деле! Знаете, почему так испугался Насыр? А он, между прочим, не из пугливых!

— Да-да, я понимаю. И что же еще приключилось с твоим другом?

— Не с ним. По дороге к мечети он повстречал еще двух человек, и они также были бледны, как и он, и шайтан, — да оградит нас всевышний от его дурного дыхания! — побывал этой ночью и у них.

— А вот это уже очень любопытно, — нахмурился Насреддин. — Очень. Но ты продолжай, я слушаю.

— Шайтан, с их слов, был рогат, черен, покрыт шерстью, словно баран, имел страшные зубы, а глаза его горели адским огнем! А когти на руках — длинные, тонкие, загнутые! — выдал на одном дыхании Икрам. — И он грозил им страшными карами.

— За что же?

— За то, ходжа, что эти люди повелись на твои богомерзкие речи и оскорбили святого человека, а в его лице и самого Аллаха! — Икрам испуганно спрятал лицо в широких ладонях.

— Да-а, — протянул ходжа, поправляя тюбетейку на голове. — Такого я еще не слыхивал.

— И еще он сказал, что если они будут продолжать и далее глумиться над муллой и оставлять его без подношений, то он их заберет прямиком в ад, в самое пекло.

— Мулла?

— Шайтан! Ох, ходжа, какой ужас! Прости, но почему ты улыбаешься? Разве во всем этом есть хоть капля юмора?

— О, смешное можно отыскать даже в самом печальном — нужно только захотеть. А что до шайтана, рыскающего ночной порой по домам…

— Почему ты замолчал, о ходжа?

«Человека проще и, главное, выгоднее научить бояться, чем думать. Ведь боязнь слепа и покорна, а размышления позволяют увидеть истину и побороть страх», — подумал ходжа, а вслух сказал: — Знаешь, тут сразу напрашивается вопрос, даже два.

— Какие могут быть вопросы, ходжа? — застонал Икрам. — Нужно идти к мулле и…

— Это мы всегда успеем, — прервал поток его слов Насреддин. — А вот ты ответь мне, с чего это шайтану приспичило заступаться за муллу?

— Не понимаю тебя, — растерянно похлопал глазами дехканин, выпрямляя спину и опуская руки.