— Вы недослушали меня, о кази. Мы уверены, что это вовсе не проделки шайтана — да оградит нас всевышний от его мерзкого лика! Это был человек, самым бесстыдным образом принявший обличье «нечистого».
— Э, разве у тебя есть доказательства этого?
— О справедливейший, разве будет настоящий нечистый бегать, словно загнанная лиса по дворам, прячась от гнева людей?
— Это еще ничего не значит, башмачник! Разве можем мы проникнуть в помыслы всевышнего, которому подвластен и сам шайтан? Вы, кстати, изловили его?
— Нам не удалось этого сделать. Он трусливо бежал от нас.
— Так с чем же в таком случае вы пришли ко мне? Для того чтобы осудить виновного, мне нужны сам виновный и доказательства его вины, — напыщенно произнес кази, вскидывая подбородок.
— Они есть! — выкрикнул кто-то, отчего Шарифбек вздрогнул и резко повернул голову на голос. — Они у нас есть, кази: и виновный, и доказательства!
Говорил, как оказалось, Икрам, тащивший упирающегося, бледного от страха муллу. С ним рядом шли еще трое. Одним из них оказался Насреддин, несший рогатый череп. Шарифбек поджал пухлые губы, едва сохраняя присутствие духа — вот оно, началось! Зря он решил отправить муллу через задний ход — нужно было дать ему отсидеться дома, ведь можно было догадаться, что бегство муллы могли ожидать и позади дома. Но как известно, человек силен задним умом.
Тем временем Икрам дотащил муллу до самой лестницы дома кази и вытолкнул вперед. Насмерть перепуганный, тот затравленно сжался, стреляя глазами по сторонам.
— Вот! — сказал Икрам. — Это шайтан, нарушающий по ночам сон правоверных. А вот и доказательства: шкура, надетая на нем, и бараний череп, от которого наш дорогой мулла попытался избавиться, когда мы его изловили.
— Ничего не понимаю, — развел руками Шарифбек, быстро сообразив, как следует себя вести. — Мулла, вы ли это?
— Я, — пискнул мулла, преданно глядя в глаза кази.
— Но, скажите нам, зачем вы обрядились в эту шкуру?
— Я… я хотел развеселить людей, — нашелся мулла. — Это была шутка. Да-да, шутка! — обрадовался он своей выдумке.
— А уворованное из домов в прошлый раз — это тоже шутка, а мулла? — спросил Насреддин.
— Я ничего не крал! — взмахнул руками мулла. — И вообще это был не я. Это был другой шайтан. Совсем другой.
— Постой, старик! — вытянул руку Шарифбек. — Здесь я кази, если ты не забыл.
— Я помню об этом, — кивнул Насреддин. — Но вы, о справедливейший, почему-то молчите.
— Я не молчу. Я думаю!
— И что же вы надумали?
— Не понимаю, из-за чего столько шуму? — пожал плечами кази. — Мулла у нас известный шутник. Он много раз веселил меня, а теперь решил развеселить и вас, своих прихожан. В чем же его вина?
— Вы считаете, это очень весело, — с угрюмым лицом заметил судье Али, — когда в дом ночной порой вламывается шайтан, бьет посуду и начинает угрожать карами?
— Ну-у, — протянул кази, не найдя, что на это ответить. — Впрочем, должен признать, шутка и вправду не совсем удачная. По-моему, мулла, вы несколько перегнули палку. Ай-яй, такой важный человек и так нелепо шутить!
— Да-да, сознаюсь в этом, полностью признаю свою вину и прошу прощения.
— К тому же вы — хе-хе! — уже с лихвой получили свое. Идите с миром. Хе-хе, святые дубинки!
— О добрейший из судей! — возопил мулла, падая на колени.
— Полностью в этом согласен с муллой, — выступил вперед ходжа. — Я имею ввиду доброту. Но остался один невыясненный вопрос.
— Какой же? — кази, нервничая, завертел четки.
— Откуда добрейший знает про то, что мулла уже получил свое? И еще про святые дубинки — о них уж точно никому не было известно, разве что мулле, да и то это знание досталось ему несколько болезненно. Ведь никто из нас о дубинках не обмолвился ни единым словом.
— Ну как же? Я слышал… думал… — растерялся кази.
— Так слышали или думали? — продолжал настаивать ходжа, видя замешательство кази.
— Что ты себе позволяешь, старик?! — вскричал кази. — Ты меня в чем-то обвиняешь? Меня, справедливейшего из кази?
— Я — нет, но вот мулла, выбравшийся из вашего дома ранним утром, словно какой вор, в костюме шайтана… И еще эти разговоры про дубинки. Не странно ли все это, а, уважаемый кази?
— Как ты смеешь возводить на меня напраслину, гнусный мошенник, когда именно ты и твой дружок притащили в мой дом муллу ночью? — сорвался кази, нервы которого были уже на пределе. — Ведь это ты заварил всю эту кашу.
— Докажите! — усмехнулся мулла.
— Я не буду ничего доказывать! Я просто посажу тебя в зиндан, и люди наконец вздохнут спокойно.
— А как же доказательства вины, о которых вы не так давно говорили? Или у кази разная справедливость для муллы и меня?
— Я это… да… — пожевал губами кази. — Законы едины для всех, ты прав. Извини, я погорячился.
— Понимаю, — ходжа чуть склонил голову набок. — Значит, вы не будете сажать меня в зиндан?
— Пока нет, — надулся кази. Связываться с Насреддином, да еще при таком столпотворении ему вовсе не хотелось.
— Значит, выходит, никакой вины на мне нет?
— На тебе вины нет! О старик, оставишь ли ты теперь меня в покое?