— Э-э, — отмахнулся от его слов Хасан. — Сам трус и других пытаешься напугать. Чего мне бояться этого Насреддина. Да если хочешь знать, я с ним уже сталкивался, вот тут, на этом самом месте, — ткнул пальцем в землю мираб. — Я на него как прикрикнул, так он сразу решил расплатиться со мной — Аллах свидетель! Но я простил ему плату и не взял с него ни монеты. Теперь мы с ним друзья!
— Друзья ли?
— Ну, по крайней мере, не враги. Чего ему со мной делить?
— А вода? Думаешь, Насреддин позволит тебе обирать каждого прохожего за глоток воды? Ой, смотри, Хасан, доторгуешься!
— Глупости все это, — скривил лицо мираб и широко зевнул. — Поздно уже, давай ложиться спать.
— Но я еще недоговорил!
— Завтра договоришь. Устал я что-то, — Хасан сполз с топчана и поковылял к дому. — Да, — обернулся он, сделав несколько шагов, — ты спи на топчане, а я посплю в доме. Там места мало. Да и на свежем воздухе лучше спится!
— Но здесь прохладно ночью. Я замерзну! — возмутился Зариф. — Дай хоть чем укрыться.
— Не замерзнешь. К тому же у меня всего одно одеяло. Спокойной ночи! — И, не дожидаясь ответа, Хасан скрылся в доме.
Зариф долго смотрел на дом с черными провалами окон, потом закутался поплотнее в халат и улегся на жесткий топчан, свернувшись калачиком. От воды тянуло свежестью, а шум водопада убаюкивал, и уставший, измученный дорогой Зариф быстро уснул. Ночью сильно похолодало, и несчастный Зариф проснулся оттого, что продрог до костей. Остаток ночи он провел, ворочаясь с одного бока на другой и все пытаясь укрыться узкой курпачой, но ее ширины хватало либо на живот и грудь, либо на спину. И только под утро, стуча зубами от холода, Зариф забылся тяжелым, беспокойным сном. Однако и тогда выспаться как следует ему не удалось. Казалось, не успел он сомкнуть глаз, где-то совсем близко раздался треск ветвей и яростное рычание. Зариф вскочил с топчана и огляделся, закрываясь курпачой — не иначе как дикий зверь притаился где-то поблизости в надежде полакомиться им. Но вокруг никого не было, шум тоже не повторялся. Зариф было решил, что ему все это привиделось во сне, и он уже собрался продолжить прерванный сон, как вдруг ниже по течению, затрясся, словно в припадке, росший у самой скалы куст барбариса.
— О Аллах всемогущий! — пролепетал Зариф, натягивая курпачу на лицо. — Кто там есть? Выходи!
Куст затрясся сильнее, и из него послышалось утробное рычание.
— Я сейчас возьму копье и проткну тебя, слышишь?
Куст перестал трястись, и все стихло.
— Ага, страшно! Убирайся отсюда подобру-поздорову, пока жив.
И тут из куста рывком выскочила, вернее, вывалилась странная зверюга: баран — не баран, человек — не человек. Она была сплошь покрыта шерстью, а вполне человеческая голова, только очень грязная, гневно сверкала глубоко посаженными глазами. Также у страхолюдины наличествовали руки с длинными пальцам-когтями и ступни, покрытые слоем грязи. Страхолюдина клацала зубами и периодически взрыкивала.
— Ай! — подскочил на топчане Зариф. — Уйди! Уйди, слышишь? Уходи прочь!
— Дурак! — огрызнулась образина, выпрямляясь во весь рост. — Это же я, мулла.
— Кто? — Глаза Зарифа полезли на лоб.
— Мулла! Ослеп, что ли? — мулла приблизился к воде и почесал орлиными когтями тощий зад. — Все зудит, — пожаловался он. — Проклятая шкура, будь она неладна.
— Э, эй! — выкатился из дома сонный Хасан. — А ну, пла… — но тут он разглядел стоявшего у воды раскоряченного «шерстистого» муллу с растопыренными когтями, покачнулся и хлопнулся в обморок.
— Чего это он? — не понял мулла. — Зариф, будь другом, помоги снять шкуру.
— Я это… Да, конечно, — пришел в себя Зариф, сполз с топчана и приблизился к мулле. Тот с трудом сорвал с пальцев на совесть примотанные когти и зло побросал их в воду. — Но что с тобой произошло, о мулла? Это Насреддин тебя так?
— Нет, это я себя так! — зло прорычал мулла. — Не придумал ничего лучше, как запугать этих оборванцев шайтаном. Вот и допугался. Ох, как меня колотили, как колотили.
— Насреддин? — участливо спросил Зариф, перепиливая ножом, который всегда носил с собой, многочисленные завязочки.
— Чего ты привязался ко мне со своим Насреддином? Колотили меня эти босяки, будь они все прокляты Аллахом! — потряс кулаками мулла, сдирая с себя шкуры. — До сих пор все тело ноет. А потом меня притащили к судье, и этот слюнтяй ничего не смог сказать против.
— А вот здесь уж точно не обошлось без Насреддина, — вставил Зариф, убирая нож в кожаные ножны.
— Если ты еще хоть раз назовешь его имя, я тебя задушу и утоплю, так и знай! — мулла наскоро скинул одежду и полез в ледяную воду. — Ох, как холодно-то!
Окунувшись несколько раз, он спешно, но тщательно вымылся и выбрался на берег. Там он натянул подштанники и взялся стирать остальные свои вещи, ополаскивая их в реке и все время нюхая. Но результат, видно, не удовлетворял его, и мулла принимался вновь окунать в воду то штаны, то рубаху, то халат.
— Э, эй, — между тем очухался Хасан, — ты чего там делаешь?
— Все нормально, — успокоил его Зариф. — Это мулла.
— Мулла? Наш?
— Уже нет, — буркнул в ответ тот.