Хлопоты ходжи Насреддина

— В таком случае мы все же хотели бы знать, почему такой справедливый кази, как вы, пытается отослать из своего дома «шайтана», вот уже дважды досаждавшего людям и совершающего подобные злые выходки, вовсе не похожие на шутки, выпроваживая его через черный ход, и при этом утаивает, что все знает?

— Э, разве я утаивал это? Я же сказал про дубинки! А то, что выпроводил его из своего дома, то как бы ты поступил на моем месте, окажись шайтан в твоей… твоем доме?

— Как простой человек, я бы, скорее всего, отколотил его. А будь я честным кази, осудил бы согласно шариата за злобные выходки, что совершил этот человек, которого и муллой-то назвать язык не поворачивается. Ведь разве достоин человек, решившийся запугивать людей, строя из себя шайтана, называться духовным пастырем?

— Чего же ты от меня хочешь? — повысил голос судья. — Ты же слышал: это была глупая шутка!

— Он шут или мулла?

— Мулла, любящий пошутить.

— Шутка должна быть смешной, может быть, остроумной.

— Шутки бывают разные, и каждый шутит так, как может.

— Значит, если я, предположим, сегодня или завтра, или на днях явлюсь к вам в дом ночью в образе страшного чудища, переверну все в доме вверх дном и перебью посуду, украду съестное…

— Я ничего не крал! — выкрикнул мулла, но под холодным взглядом Насреддина вновь примолк.

— То мне за это ничего не будет? — закончил свой вопрос ходжа. — Ведь я скажу, что решил подшутить над вами.

— Знаешь, это сложный вопрос, — замялся кази в полной растерянности. — К тому же ты добрый и умный человек, и не будешь так глупо шутить.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Насреддин. — Мне кажется, будет очень весело.

— Нет-нет, это вовсе не весело. Совсем.

— В таком случае вы накажете меня?

— Послушай, чего ты от меня добиваешься? — застонал кази.

— Правосудия, о кази! Только правосудия и ничего более.

— Но я не могу судить муллу! Я светский судья.

— Ты признаешь его вину?

Глаза у кази забегали, он надул щеки.

— Так «да» или «нет»? — никак не унимался Насреддин.

Кази молчал, будто воды в рот набрал.

— Если у кази имеются сомнения в его виновности, то можно призвать еще одного свидетеля, которого отлично знает мулла, и который не хуже знает муллу. Я даже больше могу сказать: он знает все!

— Да, признаю! — выпалил кази, которому все это уже порядком надоело. Да и оказаться в очередной раз в дураках кази не очень-то и хотелось. — Но осудить не могу. Он не в моей власти. И оставь уже меня в покое!

— Тогда мы осудим его!

— Делайте, как сочтете нужным, — сухо отозвался Шарифбек.

— О кази! — взвыл мулла, стучась головой в нижнюю ступеньку. — Спаси меня.

Но Шарифбек только ворочал розовой, с багровыми полосками шеей, усердно отводя глаза. Мулла — конченый человек, и Шарифбеку никак не хотелось последовать его участи.

— Разве ты не слышал, что сказал кази? — подошел к нему Насреддин. — Он ничего не может сделать для тебя. Вставай и пошли.

— Куда? — шарахнулся мулла от ходжи, выдергивая плечо из его руки.

— Как куда? В мечеть. Ты соберешь свои вещи и уберешься отсюда, куда посчитаешь нужным. Такой мулла никому не надобен, и прихожан у тебя больше нет. Но по крайней мере у тебя остается шанс стать порядочным человеком.

— Пощади, о Насреддин! — взмолился мулла.

— Да, я понимаю — это очень страшное наказание для тебя. Но ты меня с кем-то спутал: я не кази и не пресветлый эмир, чтобы щадить или не щадить. Вставай уже и идем!

Мулла сдался. Убитый горем, он с трудом поднялся на ноги и поплелся в окружении людей в свое бывшее жилище. Бараний череп остался лежать во дворе кази…

— Эй, старик! — окликнул ходжу Шарифбек, словно запоздало опомнившись.

— Что вам, почтеннейший? — Насреддин неспешной походкой вернулся к лестнице.

— М-м, я хотел спросить тебя, — замялся кази, выпячивая нижнюю губу. — Когда ты грозился предоставить свидетеля — кого ты имел в виду?

— Разумеется, всевышнего! — воздел ладони к небу ходжа. — Кто лучше него может знать муллу? Да и мулла похвалялся, будто ему ведомы все его помыслы как свои собственные.

— Всевышнего? — поразился Шарифбек. — Ты хотел призвать Аллаха в свидетели?

— Не понимаю тебя, кази. Разве, господь наш недостоин выступить свидетелем в твоем суде или ты ему не доверяешь? Или мы не призываем Аллаха в свидетели, когда клянемся или хотим доказать свою правоту?

— Нет, нет, что ты, — кази замахал руками на ходжу. — Я вовсе не то имел в виду. Разумеется, Аллах — лучший из свидетелей, которого только может пожелать правоверный.

— Я рад, что хотя бы в этом вопросе мы с вами нашли общий язык, почтенный кази. В таком случае прощайте!

— Да, да, прощай, — промямлил Шарифбек, глядя вслед удаляющемуся Насреддину. — Уф-ф, на этот раз, кажись, пронесло. Но с этим нужно что-то решать. И срочно…

С этими словами он развернулся и вошел в дом, откуда уже доносились до его обоняния аппетитные запахи свежих лепешек и жареного мяса, дурманящие разум голодного кази, — важнее этого сейчас для Шарифбека не было ничего на свете…

Глава 12 Заговорщики