Хлопоты ходжи Насреддина

Зариф вообще был не большой охотник до путешествий и всегда с крайней неохотой снимался с насиженного места, и только если в том возникала жуткая необходимость, а возникала она крайне редко. Но на этот раз богачу волей-неволей пришлось отправиться в горы самолично, потому как посылать слугу со столь ответственным заданием, которое он собирался воплотить в жизнь, ему вовсе не хотелось. Ведь одно дело выкрасть бумагу, принадлежащую тебе — если вор попался и выдал Зарифа, то бай с легкостью отвертелся бы: возвращал свое, а вовсе не крал, — но совсем другое — избавиться от ходжи, сующего свой нос, куда не следует. К тому же присутствие в селении Насреддина сильно пугало Зарифа, особенно после того, как он поставил на место этого полунищего торговца тряпьем Пулата, ловко надул судью и всерьез взялся за муллу. Правда, тот в последнее время зарвался, стал очень жадным и возомнил себя едва ли не ровней Аллаху, но все же… А затем он возьмется и за других, к примеру, за Зарифа. Что ходже удалось разобраться с муллой, Зариф еще не знал — он покинул селение прошлым вечером, спеша до ночи добраться до места, где низвергается водопад. Там он намеревался переночевать у своего закадычного товарища — мираба Хасана и заручиться его поддержкой, а может, и сэкономить на нем. Ведь беда в лице Насреддина — это не его личная беда, а общая, и бороться с ней по его разумению следовало сообща.

Когда у подножия перевала показался путник, мираб сразу вскочил с топчана и спрятался за широкий ствол ивы. Так он поступал в последнее время каждый раз, завидев кого на тропе. Хасану вовсе не хотелось попасться на глаза к ходже, хотя появление Насреддина у перевала означало бы, что тот наконец покидает селение, а это было вовсе не плохо. По крайней мере, с точки зрения мираба.

Однако, путник был без осла и к тому же, мало походил на щуплого старика, и Хасан, несколько успокоившись и приняв важный вид, вышел на открытое место. Уже темнело, и в сумерках было плохо видно, поэтому понять, кто бы это мог быть, Хасану никак не удавалось. Мираб помалкивал и ждал приближения путника. Тот же, не дойдя до него шагов сто, опустился на корточки у самой реки и стал черпать горстями воду, утоляя жажду. У Хасана от подобной наглости свело челюсти: ладно бы еще путник шел с перевала и мог не знать, что это его, Хасана, река, но пришедший из селения хорошо осведомлен об этом.

— Эй ты, — гневно воскликнул Хасан, как только смог разомкнуть челюсти, — Ты чего там делаешь?

Незнакомец обернулся на крик, затем медленно выпрямился и уставился на мираба, засунув большие пальцы рук за пояс.

— Да вот, решил напиться, если на то будет воля Аллаха!

— Аллаху молись, а плати мне!

Неизвестный только криво усмехнулся в ответ.

— Чего смотришь? Плати, говорю!

— Твоя жадность, Хасан, станет твоей погибелью, — крикнул Хасану незнакомец.

— Зариф? Ты? — наконец признал Хасан в незнакомце своего старого друга. Ведь кому быть друзьями, как не землевладельцу и мирабу — вместе обирать народ сподручнее.

— Я, я. — Зариф вразвалочку приблизился к мирабу. — Ну, как дела?

— Милостью всевышнего, дела мои идут в гору!

— Скорее, они текут с горы, прямо тебе в карман, — расхохотался Зариф, опускаясь на топчан и обмахиваясь ладонью. — Взопрел весь, пока добрался до тебя.

— Что же тебя привело ко мне? — Хасан присел рядышком с гостем, ополоснул пиалу и, наполнив ее чаем, передал Зарифу.

— Благодарю, — тот принял пиалу и отхлебнул из нее. — Дела, большие дела. А ты, я вижу, решил отсидеться здесь? Тихо, спокойно. Красота, одним словом, — Зариф оглядел окружающий пейзаж и остановил взгляд на лице мираба.

— Что значит, отсидеться? Здесь мой летний дом, — указал он на невысокое строение за скалой у самого водопада.

— Ой хитришь, Хасан, — покачал головой Зариф.

— С чего бы это мне хитрить? — сделал удивленное и очень наивное лицо мираб.

— Я тебя насквозь вижу, — качнул пиалой Зариф. — Насреддина боишься.

— Вот еще, стану я бояться какого-то вшивого оборванца! — вспыхнул Хасан, поерзав на курпаче. — Просто здесь мне больше нравится: птички, прохлада.

— Боишься, — убежденно повторил Зариф, допивая чай и выплескивая из пиалы его остатки с крупными чаинками. — И правильно делаешь. От Насреддина не стало никому житья.

— Да ну?

— Истинно так! Мулла скоро, видать, кончится, тряпичник Пулат носа из дома не кажет, а судья не желает связываться с Насреддином, опасаясь подвоха.

— Да ну? — опять пробормотал Хасан и отер вспотевшую шею платком.

— Да что ты заладил: «ну» да «ну»! — взорвался Зариф, грохнув пиалой о доски топчана. — Если так дальше дело пойдет, нам всем будет крышка, и вряд ли тебе удастся отсидеться в своей прохладной берлоге с птичками. Разве что с райскими.