Хмельной транзит

Однажды, в преддверии яркого заката, на берегу моря московский хиппарь, называющий себя Сеня Скорпион, размахивая смоляными кудрями и бутылкой дешевого вина, читал строки из своей только что написанной книги о зеленом человечке, живущем в круглой зеленой комнате, питаясь исключительно зеленой спиртосодержащей жидкостью. Вокруг Сени клубились сизые круги дыма, от которых по округе разносился запах марихуаны, сидевшая рядом длинноволосая Валентина скинула с себя свитер, обнажив поначалу примитивное совковое белье, а потом и набухшие соски, и принялась в засос целовать соседа с бесконечно длинными и потому завернувшимися темно-синими ногтями, похожими на лакированные когти тигра. Вдруг налетел ветер, а вместе с ним и группа местных гопников. Нелли и сообразить не успела, как Андрея и всех остальных системных хиппи сдуло, а на пляже остались лишь она да целующаяся парочка. Она попыталась встать, но одним долговязым гопником была сбита с ног и схвачена за распущенные волосы. Сколько времени ее волочили по песку, и каким образом рядом оказался широкоплечий незнакомец по имени Саша, она не знала, только тот моментально разогнал пятерых гопников, улыбнулся и произнес:

— Где же ваши защитники?

— А они — пацифисты, ни с кем не воюют, и поэтому сбежали, — рассмеялась благодарная Нелли, отряхивая задранный от волочения сарафан.

Вот так девушка познакомилась со своим будущим мужем, в одночасье разуверившись в богемном образе жизни, Андрее и системных свободных людях с длинными волосами, подражающих западному движению хиппи. Вскоре выйдя замуж за своего спасителя, мужественного спортсмена Александра Соловьева, Нелли много лет чувствовала себя как за каменной стеной, родив двух очаровательных двойняшек. И только события последней недели перевернули все вверх дном.

Саша присел напротив, приветливо улыбнулся, нежно дотрагиваясь рукой до полупрозрачной испачканной перегородки в комнате для свиданий следственного изолятора. Плохо побритый и не совсем свежий, но все такой же сильный, уверенный в себе и невозмутимый.

— Привет, Солнышко, как ты? Как девочки?

— Здравствуй, все хорошо… Ты ничего не хочешь рассказать? — с места в карьер нахмурила брови Нелли.

— Что рассказать? Не волнуйся, скоро меня выпустят. У них ничего нет.

— Выпустят или посадят, какая разница? Я еще раз спрошу: ты ничего не хочешь рассказать? — с нажимом повторила женщина, нервно кусая губы и акцентируя на слове «ничего».

— Что ты хочешь услышать? — Соловьев пристально всматривался в надменный и в то же время обиженный взгляд жены.

— К примеру, где ты работаешь, откуда берешь деньги.

В ходе такого короткого свидания из уст супруги вырвались ехидные колкости, очевидно, от тупой безысходности.

— В инкрустированной шкатулочке на полке. Деревянной такой, с олимпийским мишкой на верхней крышке… — теперь уже из себя стал выходить подследственный. — Аааа… Я понял, с какого перепугу капитан Корнеев во время следствия свидание с женой разрешил. Чтобы расколоть меня! Иди домой, Солнышко, не волнуйся, все будет хорошо, — и непонятно было, чего больше в этих словах, прозвучавших для них двоих, словно спасительная мандра: успокоения, убежденности либо упрямства.

— Ты не понял, Саша, мне это очень важно знать, — чуть слышно прошептала женщина, глотая непрошеные соленые слезы.

— Потом, все потом. Не смогу все объяснить сейчас.

— Значит, это правда… Ты лгал… Эта ложь, как змея, пробралась во все щели. Получается, что ничего не получается, — расстроилась жена, давая волю слезам, и на щеках проступили яркие красные пятна.

— Нелли…

— У тебя был шанс… Я не смогу… Не смогу жить с этой ложью, это предательство, — в голове мелькнула мысль о возможном разводе (ну, если не развод, то на первое время забрать детей и уехать к маме). Она должна, прежде всего, разобраться в себе и своих чувствах к отцу своих детей. — Самое обидное, что ты не спешишь все объяснить, значит, думаешь, что правда на твоей стороне…

— Не самое подходящее место, чтобы откровенничать.

Как под стражей говорить по душам, если везде уши конвоиров и следователей? Безусловно, чтобы сохранить семью, признаваться в своих грехах надо было раньше.

— Знаешь, я не смогу теперь носить подаренные украшения, одежду, ездить в автомобиле. Если все, что мне рассказали, правда, то это гнусно. Если бы ты не оказался здесь, так бы ничего и не узнала. Впрочем, я и сейчас в полном неведении. Так противно, что хочется помыться. Над пропастью во лжи… Прости, я ухожу, — Нелли утерла слезы вышитым белоснежным носовым платочком, долгое время обитавшим в ее сумочке в качестве сувенира, и с опущенной головой ушла прочь.

Запасники