Я снова сделала попытки сфотографировать Нину. Ей завязали какой-то дурацкий хвостик из чёлки, брови светлые и ей не идёт.
Няни стали накрывать на стол, и я решила, что пора собираться домой. Но вторая няня меня остановила, говорит: «Нет-нет, дети сейчас покушают и пойдут спать, а мы вас покормим и поговорим». И я осталась. Вызвалась помочь (на две няни — 11 детей инвалидов), но мне не разрешили.
Я села на диванчик прямо за Ниной и она, время от времени оборачивалась на меня и смотрела одним глазом сквозь щели в спинке стула. Я украдкой корчила ей рожи, а она тихо смеялась.
Когда Нина поела, я забрала её к себе на диван, и мы снова стали смотреть фотоальбом. Глядя на фотографию, где папа раскручивает за руки как на карусели Тимура и Вадима, Нина спросила, будет и он и её так крутить. Я ответила: «Ну, конечно!» Нина: «А ты меня возьмёшь к себе?» Я: «Возьму, только не сегодня, а когда сделают все документы. А пока я буду в гости к тебе приходить».
Мы разговаривали тихо, комната огромная. Вокруг стоял гул из голосов детей и нянечек. Но вдруг раздался рёв. Оказывается, Вика, которая ела медленнее всех, услышала нас и стала громко плакать, пытаясь одновременно с этим пить компот. Я пыталась её как-то подбодрить, няни тоже подключились, но ничего не помогало, и её унесли ревущую в комнату спать.
Потом остальных детей тоже разнесли по кроватям и мы попрощались с Ниной, договорившись, что я ещё к ней приду на следующей неделе.
Потом я подождала, когда няни уложат детей, а когда они вернулись и стали мыть тарелки и накрывать на стол, мы разговорились. И я вдруг поняла, какие прекрасные, очень близкие мне по настроению люди там работают! Мы разговаривали о детях (истории многих я хорошо знаю по пиарам), о том, почему расстроилась Вика, обо всём.
Они говорили то же самое, о чём я часто думаю в последнее время. Что когда к вечеру чувствую сильную усталость, мне совсем не жалко потраченных сил, я чувствую полное удовлетворение. Когда я иногда вижу в зеркале своё очень усталое лицо — то знаю, что оно того стоит, и мне его не жалко тоже. А если бы я работала, например, ночь через ночь на кассе в каком-нибудь супермаркете, мне бы было очень жалко и сил, и лица. И они тоже самое говорили, что когда видишь как расцветают дети всего за один год в реабилитационном центре — понимаешь, что каждый день этого года ты прожил не зря.
Расставались мы как добрые друзья. Няни сказали, что я им очень понравилась, и за Нину они теперь совершенно спокойны. И я поехала домой со спокойным сердцем.
Третий день нахожусь под впечатлением от поездки в реабилитационный центр.
Мне было страшно туда ехать. Думала, а вдруг я увижу что-то, к чему не готова и растеряюсь.
Меня до глубины души поразило то, как ведут себя няни с детьми. Почему-то представлялось, что в домике, где проживают 11 детей-инвалидов различной степени тяжести должна быть какая-то гнетущая атмосфера. Но ничего подобного нет. Это просто дети. Самые обычные дети. И няни с ними общаются легко и весело. Они много шутят, а дети хохочут.
И мне стало очень обидно за этих детей. Они обречены на жизнь полную тоски и одиночества только потому, что взрослые (считающие себя умными и добрыми) ничего не хотят про них знать и думать. Мысль о детях-инвалидах портит взрослым настроение.
Моя мама кричит мне в трубку, что я не понимаю во что ввязываюсь, что я понятия не имею что такое жить с инвалидом. Можно подумать, она знает. Она говорит, что ей меня не жалко, а жалко остальных наших детей. А я рада за своих детей.
Мне очень грустно от того, что невозможно всем объяснить, что ребёнок на коляске — это просто ребёнок, что он тоже заслуживает прожить интересную жизнь и быть любимым. Ведь, если, не дай бог, кто-то из нас окажется в коляске — он не перестанет из-за этого быть собой. Но никому в голову не приходит ставить себя на место этого ребёнка. Это портит хорошее настроение.
«Зачем тебе это?» — уже не раз спрашивали меня. Этот вопрос просто ужасен.
Этот пост не надо было писать. Я обычно не пишу такое.
Вообще в последнее время стали забирать совершенно разных по здоровью детей. А грущу я потому, что видела своими глазами детей, которым сама не могу помочь.
Побыстрее бы всё оформить. Побыстрее бы начались просто будни.
Период эйфории у Кирилла закончился, и начались суровые будни.
Для начала, он проснулся утром мокрый (сказал, что в ДД такое с ним случалось крайне редко) и устроил рёв. Думал, наверное, что мы будем ругать. Мы поспешили эту ситуацию замять.
Потом, когда дети сели рисовать и Кирилл стал тоже что-то пробовать у него ничего не получалось (похоже он совсем не умеет рисовать), а когда дети попытались помочь, снова разревелся.