Воркующую парочку капитан госбезопасности застал на том же месте. Никита, как бывалый артиллерист, прикинул траекторию движения Паунович, угол обзора, точку обстрела и мгновенно понял, что послужило причиной бегства. Слегка ухмыльнувшись, без смущения прямиком направился к милующимся.
– Ты ведь Алексей Леонидович Подкопин? – оборвал он рассказ раненого.
– Да, я.
– Разговор есть.
Услышав русскую речь, Милка тут же ушла в здание. Подкопин весь подобрался, как хищник перед прыжком. Он сразу почуял, откуда капитан и что он будет вынюхивать.
– Как здоровье, боец?
– Через пару деньков буду в строю, – внешне безучастно ответил Алексей.
– Чудесно. Ты, я тут гляжу, уже совсем обжился, времени зря не теряешь. Оно и правильно. Война где-то идёт стороной, а ты от неё – в строго противоположном направлении. Стратегически верный ход.
– В дезертиры записываете?
– Не записываю, но выясняю. Ты же сам знаешь – «доверяй, но проверяй». Как бы конфуза не вышло. С твоей стороны.
– Спросите у любого: я ни за чьи спины не прятался, фашистов разных мастей не одного положил. И до этого у своих в разведроте не щи варил.
– А эти что, чужие?
– Спасшие от верной гибели больше, чем свои. Это стая.
– Ух, как грозно!
– А только в стае – плечо есть плечо! И никто не предаёт. Стае тридцать сребреников не нужны.
– Так это же замечательно! Свои – это всегда хорошо. Люблю в гости ездить, особенно к тёще на блины.
– А я в госпитале не с геморроем от штабной работы лежу. У любого узнайте.
– Узнаем. Обязательно узнаем. А ты получаешься просто герой, как я погляжу.
– Герой не герой – не мне решать. Но работу солдатскую я честно делаю. Что в Красной армии, что в Национально-освободительной.
– А как же ты, герой, так фашистов бил, что в плену у немцев оказался?
– А вы, товарищ капитан, хоть раз за линию фронта ходили? Живого немца видели, который на тебя с автоматом прёт, как танк?
– Видел, видел. И живых, и мёртвых. Всяких видел. И сам под Смоленском и Ржевом живых мёртвыми делал. Обратно, правда, не получалось, так мне и не надо было. Это меня устраивало. А ещё я видел, как герои рыдали у меня на допросах, словно дети малые. Чтобы трус героем стал, не видел ни разу, обратное – сколько угодно и часто. Моя служба и заключается в том, чтобы всякие недобитки голову не поднимали. И мне непонятно, почему старший сержант РККА Алексей Подкопин воюет здесь, как будто это его Родина?
– А для меня фронт там, где есть фашисты! И я их бил, бью и буду бить!
– Так прорывался бы к нашим через линию фронта.
– А с виду вы неглупый человек. Это же не за соседней горой. И ещё! Маршал Тито сказал, что я, как боец Красной армии, временно исполняю поручение Коминтерна, с которым сотрудничает Советский Союз.
– А между прочим, боец, Коминтерн уже больше года назад распущен товарищем Сталиным. Так что тебя либо обвели вокруг пальца, либо ты мне здесь развесистую клюкву высаживаешь. Но боюсь, для неё климат не тот.
– Распущен? Сталиным? – переспросил потрясённый Алексей.
– Вот и подумай, боец, пока время есть, – увидев искреннее изумление Подкопина, чекист стал профессионально вербовать ещё «тёпленького» Алексея, – с кем ты шашни крутишь. С девками оно всегда сподручней и приятней. Только я не о девках веду речь. Присягу у Красного знамени никто не отменял.
– А вы, товарищ капитан, меня присягой не попрекайте. Я её не нарушал. В плен попал в бессознательном состоянии, а не сдался.
– А двести двадцать седьмой приказ всё ещё действует. Так что подумай, парень, головой, прежде чем зубы скалить. И нечего на меня волком смотреть! Влёт достану! Лучше помогать друг другу.
– Это как же?
– Ты сначала в строй вернись, а потом и поговорим.
– Мне пока сказать нечего.
– А мне есть! Так что бывай, боец.
– Просьбу можно, товарищ капитан?
– А вот это уже лучше. Смотрю, соображаешь уже шустро.
– Так вы же, товарищ капитан, не о здоровье моем интересоваться пришли. Значит, есть у вас ко мне интерес. Трефовый.
– Тут ты прав. Интерес у меня трефовый. Ладно, если это не связано с госсекретами, то постараюсь помочь.
– Можно ли узнать о судьбе моих родителей? Отца – Подкопина Леонида Алексеевича, матери – Подкопиной Марьи Никифоровны и сестры – Подкопиной Алевтины Леонидовны. В начале лета сорок первого под Смоленск уехали, там войну и встретили.
– Ничего не могу гарантировать.
– Я понимаю, но у вас есть возможности.
– Хорошо, попробую.
– И ещё.
– Не много ли, сержант, просьб?
– Вам от меня сейчас выгоды больше, так что торгуюсь, как могу.
– Ну ты и нэпман! – развеселился от такой наглости Прокопенко. – Что ещё?
– В моём полку связистом служила старшина Семенова Екатерина Васильевна.
– А я смотрю, ты, старший сержант, везде наследить успел. Ладно, не злись, это так, к слову пришлось, – улыбнулся Никита, – я же понимаю, парень холостой, запретить никто ничего не может. Я попробую. Давай иди, думай.
И Прокопенко ушёл, довольный своей работой и прекрасно понимая, что оставил Подкопина в полном недоумении и растерянности. Но это и было ему нужно, чтобы следующий разговор начинать с более выгодной позиции.