Ходи прямо, хлопец

Он так и замер, ошеломленный, а Клавдия, натыкаясь на углы, выбежала из коридора на улицу. Простоволосая, без ватника, она стояла под моросящим дождиком, не замечая холода. Поостыв, вернулась к своему столу, села и стала бесцельно перебирать наряды, стараясь унять дрожь в руках. А дрожь долго не унималась, и потянулась цепочка длинная, далеко. Напомнил бухгалтер того инспектора из санупра — жестом, что ли, осанкой…

Дивизия стояла в обороне, вела бои местного значения. Главные удары противник наносил то севернее, то южнее, небо полыхало пожарами то справа, то слева, а на участке дивизии было сравнительно тихо. Медсанбат располагался в лесу, жили в землянках и в больших палатках с двойными стенами. На полянах была уже весна — обнажалась земля, на взгорке лезла изжелта-зеленая трава. А в лесу еще лежал снег, днем по тропкам текли ручьи, раскисало, а ночью под ногами хрустел ледок.

Клавдия не покидала этот медсанбат с тех пор, как ушла из родного города. Смышленая, ловкая, она работала лучше иных дипломированных медицинских сестер. Ей присвоили звание — старшего сержанта медицинской службы. Раненые ее любили, слушались, как врача. Начальник медсанбата майор Перцхулава, стройный красавец с гордо посаженной головой, встречая Клавдию, улыбался и говорил:

— Молодец, товарищ Баранова, успехи делаешь, скоро ведущим хирургом у нас будешь.

Клавдия краснела и спешила уйти: майор был сказочно красив, и рядом с ним она чувствовала себя ничтожной девчонкой, не знала, куда девать руки, и вообще терялась. Она бы, наверное, без памяти влюбилась в майора, если б не чувство долга. Тогда еще жив был Костя Паньшин, изредка от него приходили письма, и Клавдия считала себя невестой и хранила ему верность.

Однажды в медсанбат приехал инспектор из медсанупра фронта. Судя по тому, как вел себя Перцхулава, начальство большое. Майор так стремительно летал по территории санбата, так тянулся перед инспектором, как не летал и не тянулся перед армейским начальником, иногда навещавшим дивизию.

Он был очень важный, этот инспектор. Ходил неторопливо, откинувшись назад, словно бы уравновешивая тугой круглый живот. Расположился он в землянке начальника, Перцхулава перенес свой спальный мешок на собачьем меху в штабную.

Вечером Клавдию вызвали в землянку начальника.

Подойдя к двери землянки, она поглубже вздохнула, привычно расправила гимнастерку под ремнем, поправила шапку и постучалась. Услышала приглашающее «войдите» и толкнула дверь.

Прежде всего увидела Клавдия стол, уставленный закусками. Бросился в глаза, затмив все остальное, большой кусок сливочного масла на тарелке. Кусок был свежий, с острыми углами, на полированных гранях его выступали прозрачные, как слезы, капли.

За столом сидел инспектор, Перцхулава и хирург Анна Васильевна, женщина мужского хладнокровия, в чем Клавдия не однажды убеждалась, помогая ей во время операций.

Выслушав уставной доклад, который Клавдия отбарабанила без запинки, — инспектор усмехнулся и сказал:

— Вольно, садись к столу.

Клавдия сняла шапку, села на краешек табурета.

— Хвалит тебя, Баранова, твое начальство. Да я и сам вижу хорошего работника, у меня глаз наметанный. Награды у тебя есть?

— Представляли, — ответила Клавдия, — к медали «За отвагу», но пока ничего нет.

— Проверим, — пообещал инспектор. Он взял со стола обшитую сукном немецкую флягу и налил в стакан. Один подвинул Клавдии. Она опасливо покосилась на стакан.

— Разбавлено, не опасайся, — сказал инспектор. — Ну, давайте выпьем за победу над фашистами, за нашу дружбу, которая куется в горниле войны против оголтелых захватчиков.

Перцхулава, не морщась, выпил свою порцию. Анна Васильевна сделала глоток и поставила стакан. Клавдия сидела на краешке табурета, положив руки на колени.

— Давай, давай, — поторопил ее инспектор, — не задерживай движение.

— Я не пью.

— Ну-ну, не стесняйся. Сейчас тут перед тобой не начальники, а старшие товарищи.

Клавдия робко взяла стакан и держала обеими руками, не решаясь поднести ко рту.

— Давай, давай, — повторил инспектор. — Смотри, как это делается. — И в два глотка выпил полстакана спирту. Крякнул, понюхал хлеба и кинул в рот кусок мяса.

Клавдии очень не хотелось обижать старших товарищей, особенно этого веселого инспектора, и она отхлебнула из своего стакана. Спирт был крепкий, обжег гортань и выбил слезу.

— Пей до дна, — приказал инспектор.

Клавдия покрутила головой, поставила стакан и ладонями отерла слезы.

— Взыскание наложу на Перцхулаву за то, что не научил пить подчиненных. — Инспектор насупил брови, а глаза были веселые. — Закусывай.

Клавдия взяла кусок хлеба и колбасы.

В дверь постучали, и не успел Перцхулава сказать «войдите», как просунулась в землянку голова дежурного.

— Раненых привезли, товарищ майор.

Голова скрылась. Анна Васильевна молча встала и пошла к выходу. И Перцхулава встал. Сказал:

— Пойду посмотрю.

— Иди, — разрешил инспектор. — А ты не спеши, — это он сказал Клавдии, — если понадобишься, — вызовут.

Хирург и Перцхулава вышли. Инспектор налил себе еще.