Ходи прямо, хлопец

Андрей отдыхал. Весь расслабился, обмяк. Только не думать не мог. Плясали перед глазами строки из завтрашних газет: «…Советский тяжеловес Дугин не оправдал возлагавшихся на него надежд и проиграл в первом же бою…» Проиграл? Нет, он еще не проиграл!

Перерыв кончился. Боксеры пошли навстречу друг другу. Андрей отдохнул. Можно атаковать. Два молниеносных удара и нырок под руку Веселинова. Еще удар и уклон — тяжелая перчатка противника проносится мимо, Андрей настойчиво атакует в голову, и Веселинов все плотней закрывается, все больше открывает корпус. «Еще немного… еще немного…» — беззвучно просит Андрей. Локоть болгарина приподнимается выше, выше… Пора! Андрей бьет с левой в корпус. На этот раз в полную силу, с уклоном вправо. Короткий кинжальный удар, из тех, какие зрители не замечают.

Веселинов рухнул на колени, потом оперся на одну руку, будто присел отдохнуть. Зал грохнул аплодисментами.

Андрей отбежал в нейтральный угол и смотрел оттуда, как медленно, трудно поднимается Веселинов. Он все-таки поднялся и продолжал бой. Но в глазах его погас огонек, он, кажется, уже потерял веру в победу. Но это только кажется: в какое-то мгновение он преображается и пытается провести еще раз такой же неожиданный, как в первом раунде, удар. Веселинов не без хитрости готовит этот свои коронный удар, отработанный у него до автоматизма. Только сейчас Андрей начеку, он караулит левую Голиафа, и она рассекает воздух. Промахнувшись, Веселинов пролетает мимо противника, с трудом удерживая равновесие.

Андрея снова подхватывает волна боевого азарта, но краем глаза он ловит взгляд Ивана Филипповича и — остывает. Сам себе командует: «Спокойно, спокойно, поработаем на ножках…»

Третий раунд. Веселинов устал, стало заметно, что он очень тяжел. Он защищается, изо всех сил защищается.

Андрей атакует. Он тоже устал, но не позволяет себе передышки. Он не идет в клинч — этакие ручищи разве захватишь. И не закроешься от его ударов, слишком они тяжелы. Значит, уклоны и нырки, уходы и редкие прорывы к противнику. Вплотную. Серия резких ударов и — в сторону. «Двигаться, двигаться и еще раз двигаться…»

Иванцов почти не смотрит вверх, он следит за ногами Андрея. Оли работают четко и безошибочно, то уходя от противника, то скрадывая расстояние, незаметно, по-кошачьи, мелкими шажками. «Наползай, наползай», — неслышно шепчет Иван Филиппович. И ноги Андрея, словно повинуясь этому беззвучному приказу, перекатываются с пятки на носок, с пятки на носок. «Молодец, — шепчет Иванцов, — молодец!» Он воспрянул духом, оправился от удара, который пропустили они с Андреем в первом раунде. Да, да — пропустили. Иванцов весь там, на ринге — наступал вместе с Андреем, упал, как он, и вставал, как он, и сейчас они вместе «дотягивают» раунд, выкладывая последние силы, чтобы хорошей концовкой завершить бой…

Ударил гонг. Веселинов, пошатываясь, несколько долгих секунд стоял там, где застал его этот последний сигнал. Андрей легко дошел до своего угла и протянул руки секунданту. Поглядывая на боковых судей, заполнявших записки, Иванцов торопливо развязывал перчатки. Ему казалось, что судьи пишут медленней, чем всегда, раздумывают над чем-то. Над чем тут раздумывать? Выиграл Андрей, убедительно, бесспорно.

Судья на ринге собрал записки, передал их главному судье соревнований и пригласил боксеров на середину.

— Иди, — подтолкнул Иванцов Андрея.

Три человека стояли в центре ярко освещенного ринга, как братья, взявшись за руки. За главным судейским столом арбитры неторопливо просматривали записки с приговорами боковых судей. Пять записок, пять голосов. За кого они поданы?

У Андрея не было ощущения, что он проиграл. Оплошность в первом раунде? Плохо, конечно. Все висело на волоске. Но он справился…

И все-таки ожидание было тягостным.

За судейским столом наконец перестали ворошить записки, информатор склонился к микрофону.

— Победил Андрей Дугин.

Судья, стоявший между боксерами, вскинул вверх руку Андрея. Грохнули аплодисменты, дружно блеснули на трибунах окуляры многочисленных биноклей. Андрей почувствовал, что он устал сегодня, сильно устал.

Придя в номер, Андрей прилег не раздеваясь. Физическая усталость прошла. Но не было радости от сегодняшней победы. Были душевная усталость и противное, как зубная боль, недовольство собой.

— Старик, ты, кажется, захандрил? — спросил Боря.

— Да нет, — ответил Андрей. Ему и разговаривать не хотелось.

— Захандрил, — уже определенно заявил Боря. — С чего бы? Выиграл. И неплохо.

— Плохо, — сказал Андрей.

— Нокдаун? Это ни о чем не говорит. С кем не бывает?

— Не в нокдауне дело,

— В чем же?

— Не знаю. Кажется, что я последний человек на этом чемпионате. Можешь понять?

— Н-нет, — пожал плечами Боря, — не могу. Почему последний? Что за ерунда!

Вошел Иван Филиппович. Сел в ногах у Андрея, посмотрел на него долгим взглядом.

— Хандрит, — кивнул в сторону приятеля Боря.

— Вижу, — сказал Иван Филиппович. Встал и вышел. Вернулся с обшитой сукном старой солдатской флягой. Налил из нее полстакана и протянул Андрею.

— Выпей.

— Что это? — спросил Андрей.

— Пей, не отравишься.