Хоккейная эпопея

Газета "Нью-Йорк тайме" назвала встречу "триумфом террора над стилем".

Когда тренеры в первом периоде увели нашу команду с катка, не считая возможным продолжать матч в таким условиях, мы были уверены, что больше не выйдем на лед. Ни один хоккеист из ЦСКА не хотел играть с филадельфийцами. Каждого из нас могли ударить сзади, подцепить клюшкой, пнуть коньком — ну какой же это спорт? Это ничего общего не имеет со спортом.

Не забывайте еще и о том, что меньше чем через месяц после Филадельфии нам предстояло участвовать в олимпийском турнире. Тренеры строго-настрого запретили игрокам ввязываться в стычки. Мы должны были вернуться домой в полном здравии, а не искалеченными.

Только после долгих заверений хозяев в том, что игра будет продолжаться в рамках правил, наша команда вернулась на площадку. Вернулась без всякого настроения. У нас словно все погасло внутри, мы не играли, а доигрывали. Филадельфийцы добились своей цели, но разве можно их победу считать справедливой?

Пусть вас не введет в заблуждение мой слишком взволнованный тон. Не думайте, что события на катке "Спектрум" явились для меня каким-то откровением. Нет, мы и раньше сталкивались с грязной игрой профессионалов — и в 1972, и в 1974 годах. Но то, что случилось в Филадельфии, было апофеозом хоккейного бандитизма. Даже много дней спустя я не мог без содрогания

вспоминать об этом. И не только я. В мировой спортивной печати появилось много статей, в самых резких тонах осуждающих тренера Ф.Шеро и его головорезов.

…Суперсерию в итоге мы выиграли. "Крылышки" тоже великолепно сыграли за океаном. И их итог — победный. Наш хоккей еще раз достойно подтвердил, что он был на передовых позициях.

Секретов нет

Чемпионат мира 1974 года проходил в Хельсинки. Начался он с того, что мы крупно проиграли команде ЧССР — 2:7. Настроение было ужасное. Помню, после какой-то игры местный репортер спросил у меня:

— Скажите, мистер Третьяк, стали бы вы вратарем, доведись вам снова начать хоккейную карьеру?

Я пожал плечами, застигнутый этим вопросом врасплох.

— Не знаю.

— Но все же, — настаивал репортер.

— Подумал бы, — уклонился я от прямого ответа.

Я действительно не мог с абсолютной уверенностью ответить на этот вопрос. К тому времени я уже вдоволь нахватал синяков и шишек, через край хлебнул вратарской доли. Скажи мне кто-нибудь тогда, что играть предстоит еще десять лет, — ни за что бы не поверил.

Когда я выступал за юношей, в нашей команде неожиданно заболел один форвард. Это случилось накануне важных игр, а заменить его было некем. Тогда попросили меня, вратаря, надеть форму этого парня и сыграть на его месте под его фамилией. В двух матчах я забил две шайбы. Нехорошо, конечно. Каюсь, ведь это была самая настоящая подставка. Но надеюсь, что за давностью лет буду прощен. Мне тогда очень понравилось атаковать чужие ворота. Однако захотел бы я всегда быть форвардом? Нет, не уверен…

В 1971 году Жак Плант подарил мне свою книгу "Школа вратаря". Он написал на обложке: "Мне кажется, Вы с удовольствием прочтете эту книгу, поскольку мы подружились во время Вашей последней поездки в Канаду. Вы — один из самых лучших молодых вратарей, которые когда-либо приезжали к нам. Желаю Вам играть еще в течение многих лет и стать самым лучшим вратарем в мире". Я действительно с большим удовольствием и пользой для себя прочитал эту книгу. И кое-что даже выписал оттуда. Например, такую любопытную цитату:

"Напряжение — вот имя игре вратаря… Никогда люди не смогут понять, насколько велико оно, это напряжение. Уилф Кьюд (знаменитый профессиональный вратарь. — В.Т.) однажды перед матчем был в таком нервном напряжении, что за обедом швырнул бифштекс в свою жену… Вскоре после этого он решил, что с него хватит, и вышел из игры. Я часто задумываюсь над тем, какой была бы его реакция на изогнутые клюшки и броски с ходу, которые применяются сегодня. А вспомните "мистера Вратаря" — Гленна Холла. Его все еще можно встретить на стадионе — смертельно больного, постоянно сглатывающего слюну. Нервная система Гленна Холла была настолько подорвана, что часто он не мог сдержать тошноты и остаться в воротах до конца игры".

"У вас может разболеться желудок, — пишет далее Ж.Плант. — Вас может трясти как в лихорадке, будто вы продрогли до костей. В большинстве случаев эти ощущения проходят, стоит только начаться игре. Но если они остаются или повторяются слишком часто, вы должны бросить хоккей, как это сделали до вас многие вратари, которых перенапряжение привело к язвенной болезни".

Может быть, Плант несколько сгущает краски, но в общем он правдиво рассказывает о доле вратаря. В последние годы моей вратарской карьеры я испытывал многие из тех неприятных ощущений, которые описывает Плант. Тошнота, бессонница, боль… Кажется, на теле не осталось ни одного живого места.