Хоккенхаймская ведьма

– Да, сами на базар ходить будем, еду вам покупать. И девку эту приблудную, эту Эльзу Фукс, в покои тоже лучше не допускать. Мало ли, передадут ей дрянь какую-нибудь, намажет стакан ваш.

И тут Фриц Ламме оказался прав. И он продолжил:

– И броню под одеждой носить, и об оружии быть все время. И кого-то нужно в покоях оставлять, когда уходить станем.

И опять он был прав. Всегда он прав.

– Пойдем-ка, поедим доброй еды, пока Ёган готовить не начал, – сказал кавалер.

– Это да, уж поешьте. А потом только стряпня Ёгана или вон у баб на улице покупать придется.

Тут раздался звон в небе. Пошел, полетел над городом, красивый и певучий. Раньше кавалер думал, что это церковь к вечерне зовет, но тут Сыч ему пояснил:

– Ишь как звенят часы-то на ратуше. Чудное дело – часы.

Волков и сам так считал, но он уже настроился на ужин. Бой часов он мог послушать и в седле, едучи в свой дорогой постоялый двор, где в последний раз собирался заказать хороший ужин.

Глава 19

Господин фон Гевен, бессменный бургомистр города Хоккенхайма, уже устал от работы. Целый день его одолевали посетители, просители и жалобщики, а еще он хотел решить вопрос с выделением земли под красильни, о которых уже второй год просила гильдия ткачей и гильдия торговцев сукном. Просили землю рядом с рекой. Вопрос давно назрел, но земли были уж слишком дороги, да и противников оказалось много: и трактиры рядом стояли, и лавки, и дома с честными горожанами, а не с голытьбой пришлой. И никто не хотел, чтобы рядом появились вонючие красильни. И дело тут не в его корысти или желании, красильни действительно оказались бы неплохи для города, в этом вонючем бизнесе водились неплохие деньги. И им всегда требовались рабочие. Фон Гевен вздыхал всепонимающе и разводил руками, в очередной раз слушая представителей ткачей и торговцев сукном. И в очередной раз готов был сказать, что жители не желают такого соседства рядом со своими домами.

Он уже про себя решил, что свалит этот вопрос на голову городского совета. Он всегда так делал в затруднительных ситуациях. А зачем еще нужны еще эти дармоеды советники? И только собрался объявить об этом, как дверь в залу, где он вел беседы с посетителями, отворилась, и без спроса вошел его секретарь, на подносе неся письмо. Чтобы секретарь осмелился на такое, требовались веские причины. И как только городской голова увидел почерк, так понял, что такие причины у секретаря были.

Сердце важного мужчины забилось учащенно, когда он брал письмо с подноса. В прошлый раз оно билось от предвкушения романтического свидания, а теперь к этому сладкому чувству ожидания маленького счастья прибавилось еще и неприятное волнение. Он не выполнил просьбу той, чье послание держал в руке. Нет, конечно, он предпринял кое-какие шаги, но выяснить, зачем приехал в город какой-то божий рыцарь – друг важного барона, он не смог. Даже умный его помощник, лейтенант стражи, не смог за долгой беседой с выпивкой разговорить этого рыцаря. Бургомистр, извинившись перед посетителями, развернул письмо и прочитал такие слова:

«Здрав будь во веки веков, свет глаз моих. Жаль напоминать тебе, но время идет, а дело-то не делается. Человек, что пришел в город, оказался резв и хитер, что крот. Роет ямы вокруг и лезет в сады чужие. Всем досаждает. Около всех ходит. А ты беспечен. Как стемнеет, приходи ко мне, поговорить я с тобой хочу. И хочет матушка слышать голос твой. Она неспокойна. Твоя А.».

Вроде и слова простые, а досточтимый бургомистр фон Гевен побледнел, стало ему душно. Он встал, пошел к комоду, налил себе вина и выпил немного. Ошеломленные посетители смотрели с удивлением на такое. Даже и думать из них никто не мог, что всесильный и важный бургомистр может быть так взволнован.

Они сидели, переглядывались и думки гадали – отчего подобное?

А у него в голове колоколом звенели слова: «И хочет матушка слышать голос твой».

О Боги, зачем страшной старухе он понадобился. Надо бы перед тем, как пойти к ней, выведать у Анхен, для чего он ей. Может, она подскажет ему что.

Он поставил стакан с вином на комод, пошел к посетителям и, взяв себя в руки, произнес:

– Господа, дело ваше решит городской совет. А пока прошу меня простить.

Господа все понимали, стали спешно вставать, кланяться, к дверям пошли. А бургомистр рад был, что они ушли, зажег свечу, а от нее поджег письмо. Когда поджигал, рука его все еще была нетвердой. После он поехал домой.

* * *