Холера в России. Воспоминания очевидца

На другой день, 21 июля, майор Ч. отпустил меня от батальона домой пообедать. Но я еще не успел сесть за стол, как увидел на улице необыкновенное движение и услыхал крики мещан и баб: «вот идут в город все поселяне принца Оранского округа!..» Действительно, у самого шлагбаума собралась большая толпа народа… Одевшись на скорую руку, схватив кивер, саблю и шарф, я бросился бежать к своему полубатальону. Жена и дети отправились к жене майора Исакова. На улице вижу: рота Мекленбургского полка, содержавшая караул в Дубовицах при штабе принца Оранского полка, ретируется оттуда в каре, имея в середине всех офицеров, их жен с детьми, денщиков и прочих; и все они с криком и воем проходили мимо моей квартиры. Потом я узнал, что когда поутру поселяне того округа собрались в Дубовицы и приступили к этой маршевой роте, требуя выдачи всех офицеров, говоря, что есть царский указ, которым велено всех господ бить, то командир ее капитан N (?) просил дозволения у майора Емельянова, начальника поверенного батальона того округа, начать стрелять в бунтовщиков; но Емельянов на это не согласился, а решились отступить в город, забрав всех, кто только при принце находился. Во время этого движения поселяне, вооруженные кольями, ружьями, рогатинами, вилами, окружили на дороге это каре и потребовали от майора Емельянова выдачи майора Заруцкого и капитана Карпова, – кажется, ротных командиров поселенных тут, – и Емельянов их обоих своеручно вытолкнул на жертву и верную смерть. Несчастных тут же разорвали в клочки; потом, не довольствуясь двумя жертвами, изверги приступили вновь и с необыкновенною дерзостью и проклятиями требовали и всех остальных офицеров… К счастью, в это время каре уже подошло к городу, а мятежники начали отставать: когда же каре пошло чрез шлагбаум, злодеи остановились у заставы, выжидая благоприятную минуту, чтобы вторгнуться в город.

Когда я бежал к моему полубатальону, то увидел у моста ужаснейшую суету и страшный беспорядок… Потом выдвинули два орудия, заряженные картечью; роту, которая уже подошла к мосту, разделили на две части и поставили по сторонам моста. Для прикрытия пушек генерал Леонтьев сам находился при этом. Артиллерийский капитан Грезнов при мне просил генерала позволить хоть раз пустить ядрами в злодеев, скучившихся в конце улицы у шлагбаума; но генерал не согласился, надеясь все успокоить мерами кротости… Перейдя мост и идучи по городу, я был поражен необыкновенной тишиной, предвестником ужасной, страшной бури… Люди, как привидения, мелькали из дома в дом, а из ворот и окон выглядывали с трепетом и ужасом, ожидая чего-то таинственного, страшного… В самой природе было что-то зловещее: был страшный зной, тяжело дышалось, пот градом катился с лица, во всем теле чувствовалась какая-то особенная слабость и изнеможение, мысли были расстроены… Солнце было как бы в затмении: сквозь мглу и туман оно казалось раскаленным ядром с двумя кольцеобразными каймами.

Придя к полубатальону, я застал майора и прочих офицеров обедающими; но когда предупредил их о том, что делалось в городе, они, бросивши все, кинулись к батальону, отдыхавшему в сараях, и сейчас же вывели всех людей на дорогу, построились в каре и ожидали, чем все это кончится; но, не видя ничего, послали в город к мосту, в расстоянии от нас более двух верст, унтер-офицера узнать, что там делается? Спустя добрый час унтер-офицер воротился и сказал, что поселяне прорвались чрез мост и бьют наповал всех господ и что уже генералы Леонтьев и Эмме убиты. На спрос наш, что же делают там батальоны принца Оранского, 7-й егерский и 4-й карабинерный, он отвечал:

– Да ничего, стоят и смотрят, как господ бьют.

И затем прибавил с злорадостной усмешкой, что там спрашивают майора Ч. и капитана Ушакова…