Бог послал нам спасение в лице винного пристава Папахристова. Он квартировал в том же доме и предложил нам перейти к нему в комнаты и вместе с ним делить страх и надежду. Сам он, жена его и дочь всячески старались занять и рассеять общий страх; словом, мы были приняты ими как родные, с прямым участием и добродушием. Пробыли мы у них до самого вечера. В течение дня три раза приходили к нам мятежники; но хозяин каждый раз старался не допускать их в задние комнаты, где мы были, а всегда встречал их в сенях или передней с бутылкой в руках и поил водкой, чем они и оставались весьма довольны; впрочем, военно-рабочие еще до нашего прихода обыскивали квартиру винного пристава, повыкрали из нее много серебряных вещей, а потому в другие разы уже не входили, а только спрашивали: «нет ли кого спрятанного из господ?» В последний раз злодеи требовали ключей от винных магазинов; пристав должен был удовлетворить их и повел всю орду, отпер магазины и принужден был сам пробовать почти из каждой бочки вино, потом уже подносить им по доброму стакану пенника. Благодаря Богу и смелости нашего хозяина мы довольно дешево отделались.
Из окон мы видели, как мятежники разгуливали но городу, хватали и влекли господ на площадь к допросу. Вскоре появилось множество поселян верхом; и никак не подозревая, что и они участвуют в бунте, но сутки спустя, как порох, вспыхнул бунт всего поселения 1-й и 2-й гренадерских дивизий. В часы нашего пребывания у винного пристава к нему беспрестанно приходили разные торговки и солдатки рабочего батальона с известиями: такого-то ищут, а того-то поймали; на мосту захватили продажного поляка: у него-де нашли три воза яду! Мнимым поляком оказался торопецкий помещик, отставной майор с немецкой фамилией; проездом он наткнулся на толпу пьяных злодеев. Они, наверное, не пощадили бы его, если бы его не спас мой квартирный хозяин, купец Щадров, который вырвал помещика, уже полуживого, из рук убийц. По обыске у него ничего не нашли, кроме мебели, которую он вез домой из Петербурга на трех подводах…
Толпа повалила на площадь к гауптвахте, где у них находились под караулом все их жертвы, закованные в железо, – чиновники и офицеры, человек до 15. В 9 часов вечера, по пробитии зари, толпа общим мнением решила всех заключенных казнить смертью. Выискался и палач, некий мещанин Хахин, который охотно взялся рубить головы господам. Несчастные, видя близкий и позорный свой конец, не имея никакой надежды на спасение, умоляли на коленях последней милости, чтоб позвали священника. С большим трудом отыскали его, так как все попрятались; послали в церковь за Св. Дарами. Между тем время длилось. Капитан Ходот, по жребию, первый принял исповедь и Святое Причастие и просил позволение написать духовную. От ужаса приближающейся смерти несчастный лишился рассудка.
Покуда шли приготовления к казням, наступила полночь. Внезапно на самой площади раздался барабанный бой и звук рожков: батальон карабинеров прибыл на подводах из лагерей в город. Опоздай он получасом – и многим офицерам и чиновникам не существовать бы более: все они погибли бы от руки презренного палача…
В лагерь дано было известие аудитором дивизионного штаба Коноваловым: еще в самом начале бунта, в ночь, он спасся и счастливо добрался до лагерей; немедленно снаряжен был сводный батальон карабинеров. который и отправили в город на подводах. Приближаясь к заставе, солдаты зарядили ружья боевыми патронами и, держа их на изготовке, вошли в город в ожидании враждебной встречи. В совершенной тишине они вступили на площадь и здесь ударили в барабаны и затрубили в рожки. Выстроив из отделений взводы и дивизионы, в суматохе забыли снять с огня чехлы. Когда первый дивизион поравнялся с гауптвахтой, командир скомандовал: «правое плечо вперед!» Тогда несчастные пленники мятежников, находившихся на гауптвахте, обрадованные прибытием батальона, закричали: «караул! Спасите!» Некоторые из них, в кандалах, прямо выскочили в окно; бунтовщики за ними – на платформу. Ночь была темная; командиру переднего дивизиона показалось, что мятежники лезут прямо на солдат, и в этой суматохе, забыв, что вперед идут горнисты, барабанщики, батальонный командир и адъютант, он скомандовал: «дивизион, клади, пли!» Курки щелкнули, но порох на затравках не вспыхнул: чехлы на огнивах спасли многих невинных!
Между тем, проведя целый день у винного пристава, я и Исаков остались у него и ночевать; ночью сам хозяин проводил нас в сарай на сено, и здесь мы очень спокойно и крепко заснули. В третьем часу утра хозяин разбудил меня и поздравил с благополучным прибытием батальона.