Холера в России. Воспоминания очевидца

Экзекуция производилась частью в Новгороде, частью в самих округах. Как и во время Чугуевского бунта, к месту экзекуции сгонялись все поселяне с семьями, не исключая женщин и детей-кантонистов. Всякий сколько-нибудь знакомый с нравами николаевской эпохи имеет, конечно, представление о тех зверских истязаниях, которым ослепленное самодержавие подвергало своих врагов. Тем не менее стоит послушать очевидцев этих страшных сцен. Руководить экзекуцией вызвался генерал Скобелев⁸¹. «Заплечные мастера» были выписаны заблаговременно из Москвы, Твери и Новгорода. Они, видимо, хорошо знали свое дело.

«Сцена на плацу во время наказаний была шумна и ужасна… Удары кнута и бичевание шпицрутенами с воплем и стоном бичуемых раздавались по штабу, но крик кантонистов и визг женщин под розгами – заглушал все». Это вспоминает священник поселенных войск, чуть ли не ежедневно привыкший наблюдать подобные сцены. А вот маленькие подробности из воспоминаний Гриббе:

«При экзекуции генералу Скобелеву показалось, что тверской мастер будто бы очень снисходительно отпускает удары. Это не понравилось генералу, и он приказал казаку дать палачу четыре жестоких удара нагайкою, что и было немедля исполнено. Затем, чтобы подогреть усердие палачей, Скобелев закричал: „Принести им водки!“ Водка была принесена, и опьяненные палачи усердствовали весь день в кнутобойничании, поощряемые криками Скобелева. Само собою разумеется, что все наказанные прямо с плаца были отправлены в госпиталь, а оттуда на третий день – в каторжную работу».

В каторгу пошли далеко не все: 129 человек умерло во время экзекуции.

Расправившись таким образом с мятежными поселянами, правительство вынуждено было задуматься и над тем, как быть с самими военными поселениями. Ясно было, что оставлять их в прежнем положении невозможно. Это понимали все. Об этом громко говорили в Петербурге. Жандармское «обозрение» происшествий и общественного мнения в 1831 году отмечало: «В июле месяце бедственные происшествия в военных поселениях Новгородской губернии произвели всеобщее изумление и навели грусть на всех благомыслящих. Происшествия сии возбудили в то же время и толки, сколь вредно и опасно может быть для столицы соседство военных поселений, и распространившийся вслед за тем слух о намерении правительства уничтожить новгородское военное поселение радовал всех, но вместе с тем… возбудил опасение, чтобы мера сия не была принята поселянами как победа, над правительством одержанная».

Все это отлично учитывало и правительство. И тот же Бенкендорф, отмечавший необходимость коренной реорганизации военных поселений, представлявших постоянную серьезную угрозу самодержавию, признавался: «Но как после случившегося надлежало избегать малейшей уступки, то ко всем переменам было приступлено уже позже, и притом более в виде наказания. Один 1-й карабинерный полк, в награду за свое поведение, остался на прежнем своем положении».

Через полгода после восстания новгородские военные поселения преобразованы были в округа пахотных солдат. По существу, это была не реорганизация, а смертный приговор военным поселениям. Они утратили все свои специфические черты, а вместе с тем и всякий смысл. Оставаясь каким-то никчемным придатком государственной машины, балансируя между военным и гражданским ведомствами, они номинально просуществовали еще до конца царствования Николая I, постепенно сходя на нет.

Одним из первых мероприятий правительства Александра II явилось совершенное упразднение не только военных поселений, но и округов пахотных солдат, переданных в управление министерства государственных имуществ.

Так и кончилось бесславное существование этого последнего излюбленного замысла Александра I. Обнаженная от традиционных покровов, история военных поселений, этот опыт военно-государственного закрепощения, как мы выше имели возможность убедиться, входит прочным звеном в политику самодержавия, представляя отчаянную попытку создать новую опричнину, новый форпост против враждебных стихий. Попытка эта оказалась неудачной. Николаевская эпоха и, в частности, восстание военных поселян обнаружили такие глубокие социальные и экономические противоречия, которые не могли уже быть локализованы никакими паллиативами, никакими полумерами вроде создания военных поселений.

Взгляд очевидца. Холерный бунт в Старой Руссе (А. Ушаков)

(Рассказ очевидца)

I

Летом 1831 года холера свирепствовала в России повсеместно. В новгородском военном поселении гренадерского корпуса смертность была ужасная; в одной Старой Руссе, где считалось жителей вместе с приходящим из разных мест рабочим народом свыше 20 тысяч обоего пола, ежедневно умирало от 50 до 60 человек. С наступлением жаров, в июне и июле месяцах, эпидемия еще того более ожесточилась.