Холера в России. Воспоминания очевидца

Волнения 1831 г. не ограничились одними только округами военных поселений. Зловещими ручейками мятеж растекался по окрестным уездам, проникая даже в соседние губернии. Действующими лицами там, наряду с военными поселениями, являлись и помещичьи крестьяне.

Буря мятежа застала Аракчеева в Грузине, уже не у дел и забытого новым императором⁸⁰. Услышав, что мятежники отправили несколько троек для его поимки, Аракчеев намеревался было укрыться в Новгороде. Но по шоссе поселянами расставлены были пикеты, и недавний вседержитель тайком, чуть ли не в чужом платье, бежал в Тихвин. Только когда уже мятеж начал утихать, Аракчеев пробрался в Новгород. Однако там ожидал его новый афронт: губернатор Денфер, узнав о приезде Аракчеева, послал к нему полицеймейстера с просьбой незамедлительно покинуть город, так как присутствие графа в Новгороде может послужить своего рода жупелом для мятежных поселян.

Взбешенный Аракчеев отнесся с жалобой к государю. Николай вступился за старого слугу и написал Чернышеву: «Из прилагаемого письма графа Аракчеева увидите, сколь неприлично поступают с генералом, в службе считающимся. Напишите предписание г-ну Люце и г-ну губернатору, что на личную их ответственность возлагаю блюсти, за безопасностью графа Аракчеева во время его пребывания в Новгороде, что их дело охранять от обид каждого, подавно же тех, коих удостаиваю носить мой военный мундир. Г-ну Люце, как временному коменданту, поставить следуемых по уставу часовых к дому гр. Аракчеева и принять все меры, если б, чему не верю, была точная опасность, чтоб с ним ничего не приключилось».

Отставного временщика оставили в покое, и он продолжал жить в Новгороде, никого не принимая, ни к кому ни ездя и только вечерами играя в бостон по грошу.

Должно, впрочем, согласиться с губернатором Денфером: у него были весьма серьезные основания тревожиться за неприкосновенность Новгорода. В городе было крайне неспокойно. Составилось даже какое-то общество по борьбе с отравителями, и несколько дворян подверглось жестокому избиению.

Вслед за тем по Новгороду распространилась записка от поселян из Австрийского полка с призывом присоединяться к восставшим. Денфер отрядил полицейского чиновника разведать дух солдат, стоявших на заставе. Расторопный чиновник, переодевшись кучером, замешался в кружок канониров, отпустил несколько приличных случаю прибауток и затем, между прочим, спросил, как они поступят, ежели придут мятежники.

«Повернем орудия, да и покажем, где живет губернатор», – не обинуясь отвечали солдаты.

Подобная откровенность вызвала в городе панику.

Многие дворяне бежали, иные готовились к бегству.

Такая же тревога, обусловленная теми же причинами, господствовала и в Холме, где городские власти растерялись до такой степени, что едва не открыли пальбу по многоголовому стаду коров, издалека приняв его за полчища наступающих мятежников.

«Бунтовщики рассылали записки, когда и где будут, – вспоминал М. Ф. Бороздин, – в Демьянском уезде крестьяне собрались около домов своих помещиков, чтобы при первом удобном случае поднять все на воздух. Набат гремел по селениям, бунт охватил все пространство от Новгорода до Холма и Демьянска и готов был переброситься в Тверскую губернию».

Распространению возмущения среди крестьян немало содействовала своими нелепыми мероприятиями и распоряжениями сама администрация. Она была всюду одинакова – и в Петербурге, и в Тамбове, и в каком-нибудь Демьянске. В этом последнем дворянское собрание избрало, как полагалось, «смотрителей», которые принялись за исполнение своих обязанностей чрезвычайно рьяно, но несколько своеобразно. Так, один из них ни на что иное не обращал внимания, как на то только, чтобы в каждом селении запасено было достаточно перцовки, которую он, объезжая участок, поглощал в невероятном количестве.

Другие, воспретив крестьянам употреблять в пищу кислое, соленое, рыбу и сырые плоды, заставляли выливать квас в навоз, а овощи выбрасывать за селения в овраги, не заботясь о том, что подобная профилактика обрекала их подопечных на самый настоящий голод. А один из смотрителей, особенно ретивый, поймав на дороге крестьянина, развозившего мороженую рыбу, заставил отпрячь лошадь, обложить воз хворостом и сжечь его со всем содержимым.

Само собой разумеется, что вследствие таких и им подобных мер крестьяне с величайшей радостью приветствовали приходивших мятежников, и немало дворянских гнезд Демьянского уезда было разрушено в это тревожное время.

В литературе не имеется, к сожалению, сколько-нибудь точных данных о волнениях, происходивших в соседних губерниях. Несомненно только одно, что и в них новгородский бунт отзвучал грозовым эхом. В Петербургской губернии в разных селениях возникали крестьянские волнения, жертвами которых были все те же офицеры, чиновники и помещики. В отдельных случаях (напр., в Пашском погосте) беспорядки принимали весьма угрожающий характер. И правительство со всей жестокостью отвечало на них виселицами и каторжными работами.