Холера в России. Воспоминания очевидца

26 июля, вечером, неожиданно, будто небом посланный, на спасение наше прибыл в город командированный самим государем генерал Микулин с 50 гвардейскими уланами, а вслед за ним, на другой день перед утром, подоспел целый эскадрон под командой полковника князя Багратиона. Генерал Микулин в тот же вечер объехал все войска, стоявшие под ружьем; говорил им речь об обязанностях солдат, о верности присяге царю и отечеству и потом объявил, в особенности главным бунтовавшим батальонам принца Оранского и военно-рабочему, что он поведет их сам прямо к царю, где они могут объяснить свои неудовольствия и претензии. Потом я водил его по командам, где лежало человек до 50 несчастных умирающих и изувеченных, и он со слезами на глазах расспрашивал их и меня в подробности. На другой день, 27-го числа, оба вышесказанные батальона выступили в поход под конвоем эскадрона улан; а на дороге к ним присоединилось шесть орудий конногвардейской артиллерии, с которыми бунтовщики шли до самого Петергофа и Ораниенбаума. Орудия находились в некотором расстоянии, так что изменники не видали и не заметили их. С приходом в Ораниенбаум, где они надеялись встретить государя, их провели к каналу, в который уже заранее присланы были из Кронштадта баркасы, катера и шлюпки, и тут же им приказано было немедленно садиться на суда. Солдаты зашумели, едва не утопили в канале командовавшего батальоном, но в это самое время, весьма кстати, раздался звучный повелительный голос: «смирно!» – и в тылу солдат показался сильный отряд кавалерии с шестью конными орудиями, снятыми с передков, при зажженных фитилях и готовыми грянуть в непокорных картечью. Эта решительная мера принудила мятежников садиться на гребные суда, которые при попутном ветре на парусах мигом доставили их всех (свыше 2000 человек) в Кронштадт. Здесь на пристани ожидал их генерал-адъютант Клейнмихель с особым сильным конвоем; но пpи приближении к пристани каждого судна с бунтовщиками тотчас их забирали, заковывали в кандалы и отправляли в крепостные казематы. В течение одной недели дело было кончено: всех их разделили на три разряда, и каждый из них не избег заслуженного более или менее жестокого наказания.

Между тем у нас, в Руссе, по уводу главных злодеев водворилась некоторая тишина, и каждый из нас, уцелевших от истязания вздохнул свободнее: потом на третий или на четвертый день прибыл к нам от государя генерал-адъютант граф Орлов с несколькими кадровыми батальонами и казачьими полками, и при нем были открыты следственная и военно-судная комиссии, и тут началась разборка. Всех поселян, участвовавших в бунте, кроме оставленных дома наказанных, сослано в каторжную работу, на поселение в Сибирь, в арестантские и крепостные роты, с одной нашей 2-й гренадерской дивизии, как я слышал, более шести тысяч человек.

В округ полка принца Павла Мекленбургского в самый разгар бунта прибыл из лагеря свой резервный батальон; к нему успели присоединиться уцелевшие от первого избиения офицеры с своими семействами, но ненадолго. На другой же или на третий день на батальон этот напали поселяне того же округа, в числе более 3 тысяч. И так как солдаты или, вернее сказать, кантонисты, дети тех поселян, не хотели защищать своих начальников, то бунтовщики и ворвались в средину каре и в виду целого батальона, стоявшего со знаменем, перебили всех офицеров наповал: поселенного батальона командира, подполковника Воеводского, командира резервного батальона майора Христофоровича и 12 человек офицеров. Один только поручик (забыл его фамилию) был спасен, и спасением своим был обязан просьбам и слезам старых солдат своей роты, которые вымолили пощаду своему любимцу. Старых солдат в каждой роте находилось только по 60 человек; прочие все состояли из кантонистов местных и малое число поступивших из других дальних батальонов и полубатальонов военных кантонистов; резервные батальоны в то время состояли более чем из 1400 человек, под ружьем.