Холера в России. Воспоминания очевидца

Нет нужды для нас следовать по пятам «холерных» бунтов. Вполне достаточно внимательно познакомиться с отдельными, наиболее яркими и выразительными событиями из холерной хроники 1830–1831 гг., чтобы составить себе отчетливое представление о всей картине в целом.

В первых числах сентября 1830 г., по пути в свое имение, в Нижегородской губернии, Пушкин повстречался с Макарьевской ярмаркой, прогнанной холерой из Нижнего Новгорода. «Бедная ярманка! Она бежала, как пойманная воровка, разбросав половину своих товаров, не успев пересчитать свои барыши!»

Но, растеряв товары, крестьяне увезли с ярмарки тлетворное дыхание холеры. Около этого же времени, занесенная вернувшимися из Нижнего Новгорода крестьянами, холера объявилась в Тамбовской губернии, в многолюдном селе Никольском, расположенном всего в десяти верстах от губернского города.

Губернские власти, казалось, имели достаточно времени, чтобы подготовиться к обороне от эпидемии. Еще с 10 августа тамбовский губернатор И. С. Миронов получил известие о появлении в Саратове смертоносной болезни, такой же заразительной, как чума. Немедленно был создан комитет по борьбе с эпидемией. Но действия его ограничились незначительными и совершенно недостаточными мерами. При всех городских заставах, по большим проселочным дорогам, расставлены были военные кордонные пикеты, которым предписано пропускать в город исключительно лиц, следовавших из благополучных губерний. Всех прочих надлежало выдерживать в условленном карантине. Но само собой разумеется, что за соответствующую мзду пропускались в город и приезжие из неблагополучных губерний⁷¹.

Сразу же обнаружился острый недостаток медицинского персонала. Случалось, что на два уезда оказывался всего один врач. А, например, в Кирсановский уезд послан был безграмотный ветеринар, которому начальство велело лечить людей от холеры.

Холера подкрадывалась к Тамбову медленно, сперва проникая в ближайшие к городу села. 3 сентября она появилась в с. Рассказове (в 30 верстах от Тамбова), а вслед за тем в упомянутом Никольском. В Никольское командирован был тамбовский уездный врач Гофф. Методы его лечения быстро увеличили в селе процент смертности от холеры. И через несколько дней в Тамбове получено было первое тревожное известие о том, что никольские крестьяне скрывают своих больных и даже покойников и оказывают сопротивление врачу. А когда Гофф с помощью сотских попытался применить репрессивные меры, крестьяне схватили его с намерением испробовать на нем его же лечение. «Объявление» Совета московских врачей предписывало, «посадив больного в ванну, закрыть его плотно войлоком».

Следуя инструкции, Гофф привез с собой такую ванну. В нее-то, наполнив ее кипятком, никольские крестьяне и собирались усадить злополучного «медика».

В село поскакал отряд конных жандармов во главе с уездном исправником, которому предписано было отбить Гоффа и арестовать зачинщиков. Следом за жандармами на обывательских подводах отправлена рота тамбовского батальона внутренней стражи. В свою очередь, в помощь никольским мятежникам прибывали толпы крестьян из ближайших деревень.

После ожесточенной схватки с крестьянами Гоффа удалось отбить. Вторичная попытка крестьян, собравшихся со всего села с кольями и топорами, захватить врача не удалась, ибо в село уже стали прибывать солдаты, и крестьяне, конечно, не смогли противостоять регулярным войскам. Но зачинщиков они не выдали, так что карательный отряд в общем вынужден был уехать ни с чем, увозя с собой в виде трофея только неудачного никольского «исцелителя».

А холера продолжала подбираться к Тамбову. Сперва она распространилась по городу в форме холерины и только в середине ноября со всей своей сокрушительной силой обрушилась на население, преимущественно, конечно, на крестьянство и малоимущих и неимущих мещан.

Административные меры борьбы с эпидемией были те же, что и в других губерниях. Иначе говоря, и в Тамбове они сводились не столько к пресечению заразы, сколько к вымогательству и грабежу. Холерные возки на рысях разъезжали по городу, нередко забирая совершенно здоровых людей. Цирюльники столь усердно пускали кровь, что многие больные тут же и умирали от кровопускания.

В народе, уже без того стесненном заставами и вследствие этого дороговизной съестных припасов, поднимался явственный ропот. А равнодушие губернских властей к народному бедствию очень скоро превратило этот ропот в открытое возмущение.

Официальные документы и воспоминания очевидцев согласно называют вождем движения однодворца⁷² Данилу Ильина, человека смелого и грамотного, говорившего, что «опасна не холера, а начальническое своеволие». В его действиях во время мятежа сказывается не только твердая воля, но и некоторая руководительская опытность. Интересно, например, что он в самый разгар возмущения отправил письмо к никольским крестьянам с призывом присоединиться к мятежу.