Холм демонов

– «Бояре кричат, что это я заманил князя Владимира к себе под крыльцо и там убил. Знали бы они, что я лишился самого близкого друга и соратника! Он столько сделал для нашего общего дела, а я даже не могу отдать ему последний долг – из соображений конспирации. Если бы герр Дубов успел до отъезда найти истинных убийц Владимира! А с отъездом откладывать нельзя, иначе будет поздно. Конечно, я понимаю, что поступаю со своими гостями, мягко говоря, нечестно, но что мне остается делать? Если бы Дубов прибыл сюда один, то я мог бы с ним как-то столковаться. Но вместе с ним еще три человека, в том числе фройляйн Чаликова, профессиональная журналистка, и если я их выпущу, то раньше или позже тайна станет всем известна, и через Горохово городище начнут ходить все, кому не лень. И сюда мощным потоком хлынет современная цивилизация. Казалось бы, я должен этому радоваться, но опасность очень уж велика, даже более того – под угрозой окажется само существование этого параллельного мира. У меня есть все основания считать, что здесь куда скорее примут отнюдь не „Мадонну“ Рафаэля, не музыку Моцарта и не учение Льва Толстого, а алкоголь, наркотики и новейшие достижения военной индустрии. Чингисхан, вооруженный копьями и стрелами – тоже ничего хорошего, но Чингисхан с „Катюшами“, истребителями и ядерной бомбой – это уже угроза всему человечеству. К тому же аппетиты князя Григория могут и не ограничиться Кислоярским царством…» Ну вот, на этом рукопись обрывается, – закрыла тетрадку Надя.

– Ну, что скажете, господа? – Василий обвел взглядом всех присутствующих.

– По-моему, его заметки не лишены здравого смысла, – задумчиво промолвила баронесса.

– А я все равно считаю, что это низость, – заявил майор. – Какими бы высокими идеями он не руководствовался.

– Темный колдун Чумичка оказался куда порядочнее и гуманнее этого «благодетеля и просветителя», – заметила Чаликова.

– И потом, насколько господин Рыжий честен даже перед самим собой? -задалась вопросом госпожа Хелена. – Мне кажется, его дневник не лишен некоторого фразерства…

– Прохиндей – он и есть прохиндей! – рубанул Селезень. – Будь он хоть самый распросвещенный.

– Постойте! – вдруг вскрикнула Надя. – Это писал… это писал человек из нашего времени!

– Ну разумеется, – чуть заметно улыбнулся Василий. – Я об этом догадывался уже давно, а дневник лишь рассеял последние сомнения.

– Может быть, дорогой Василий Николаич, вы еще и назовете его подлинное имя? – не без некоторой доли ехидства спросила баронесса.

– Охотно назову, – совершенно серьезно ответил Дубов. – Но будет лучше, дорогая баронесса, если его имя произнесете вы сами.

– Каким это образом? – изумилась баронесса.

– Хотя в следственной практике такие методы и не поощряются, но я вам задам парочку наводящих вопросов, – усмехнулся Василий. – Помните, баронесса, вы как-то говорили, что как будто где-то видели лицо Рыжего, но не можете вспомнить, где.

– Да, действительно, – подтвердила Хелен фон Ачкасофф. Дубов радостно потер руки:

– Так вот, вы могли его видеть не живьем, а на фотографии двадцати или более летней давности. В то время цветное фото еще не было распространено, а на черно-белом цвет волос не всегда соответствует действительности…

– Толя! – вскричала баронесса. – Толя Веревкин!

– Какой еще Толя Веревкин? – удивился майор.

– Тот самый студент из группы профессора Кунгурцева, который исчез на несколько дней на Гороховом городище, потом нашелся, а через некоторое время утонул в Финском заливе, – спокойно объяснил Дубов. – Я ничего не напутал?

– Да, так оно и было, – подтвердила госпожа Хелена. – Но теперь ясно, что он лишь инсценировал свою смерть, а сам перебрался сюда, в Царь-Город. – И тут баронесса переменилась в лице и со всей силы хлопнула себя кулачком по лбу. После чего вскочила и бросилась отплясывать нечто среднее между гопаком и канканом, отчего из нее посыпались рукописи и свитки.

– Крыша поехала! – радостно констатировал майор.

– Нет, это мы поехали! – завопила баронесса. – Мы можем хоть сейчас возвращаться домой!

– Не понял? – переспросил майор.

– А полнолуние как же? – удивилась Чаликова.

– Так ведь Толя Веревкин ходил туда-сюда, не дожидаясь никаких полнолуний, – радостно голосила баронесса, продолжая приплясывать. – Нам он сказал, что «окно» действует три дня в течение полнолуния, а сам пропадал неделю.

– Ну да, – отозвался Дубов, – а нам, выходит, просто голову заморочил, чтобы задержать в Царь-Городе.

– Ну так по коням! – взревел Селезень.

x x x