Холм демонов

– Увы, – развела руками бакалавр исторических наук. – Директору выделили грузовик, но без водителя, и он вроде бы пригласил какого-то своего знакомого. Бабушки, которые раньше работали в музее смотрительницами, помогали им грузить ценности в кузов, но ни одна из них не знает, кто такой был этот шофер. А во время войны столько народу без вести пропало…

– Ну, все ясно, – вновь оживился Ерофеев. – Вдвоем они это дельце и обтяпали!

Немного помолчав, баронесса пустилась в философствования:

– Все-таки, господа, это ужасно… От прошлого всегда что-то остается – ну там, ископаемые останки, всякие черепки, берестяные грамоты и все такое. А тут – был музей, и как будто не было. Вот все, что от него осталось. – Баронесса открыла портфель и извлекла иллюстрированный альбом «Шедевры Старгородского музея».

Василий принял из рук баронессы альбом и принялся его разглядывать. Следом за списком художественных произведений, хранившихся в музее, следовали репродукции картин. Чуть ли не под половиной значилось, что их автор М.А. Врубель и что они являются художественными иллюстрациями к лермонтовскому «Демону». Более того, каждая иллюстрация сопровождалась соответствующим отрывком из поэмы.

– А, ну так это авторские копии или эскизы известных произведений, -сообразил Дубов. – Вот «Демон», вот «Тамара»…

Баронесса покачала головой:

– Так, да не совсем. Эти работы очень отличаются от тех, что в Третьяковке, и написаны они были значительно раньше. Во всяком случае, и директор Козицкий, и те знатоки, с которыми я встречалась в Старгороде, были уверены, что в музее хранились совершенно оригинальные произведения Врубеля, отражавшие его видение «Демона» в молодые годы. Кстати сказать, на мой непросвещенный взгляд, те пропавшие картины не менее ценны, чем более известные поздние иллюстрации Врубеля к «Демону».

– А мне кажется, что поздние варианты более зрелые, более глубокие, более психологичные, что ли, – возразил Серапионыч и задумчиво приложился к скляночке.

– Да, возможно, – не стала спорить баронесса, – но просто я сужу со своей колокольни историка. Лермонтов, конечно, писал поэму космического масштаба, но все-таки привязал ее, пускай и не очень крепко, к некоему месту и времени. Разумеется, исторические мотивы в «Демоне» особой роли не играют, но с известными оговорками можно считать, что он отразил ситуацию на Кавказе своего времени. Ну вот, например, – баронесса пролистала несколько страниц альбома и остановилась на картине, где была изображена батальная сцена.

-… В руке сверкнул турецкий ствол,
Нагайка щелк – и, как орел,
Он кинулся… и выстрел снова!
И дикий крик и стон глухой
Промчались в глубине долины -
Недолго продолжался бой:
Бежали робкие грузины!

– с выражением прочла Хелен фон Ачкасофф стихотворный отрывок под репродукцией. – А что написал бы Лермонтов, если бы ему довелось побывать на современных постсоветских фронтах? И как бы все это проиллюстрировал Врубель? Но на этой картине, посмотрите внимательно, он очень тщательно передал и обстановку боя, и особенности одежды той эпохи, и оружие…

– Да, но не в ущерб ли основной идее поэмы? – вновь осторожно возразил доктор. – И не потому ли в более поздних иллюстрациях он отказался от изображения сиюминутных подробностей и сосредоточился на главном?..

– И напрасно, – покачала головой баронесса. – По-моему, одно другому не помеха. И если поэт в своей общемировой поэме все-таки нашел место и для чисто земных реалий, значит, на то были какие-то причины! – И Хелен фон Ачкасофф принялась за обед. Правда, уже порядком поостывший.

– Общемировое значение – это, конечно, хорошо, – отметил бизнесмен Ерофеев, который как раз только что расправился с обедом, – но есть вещи и поважнее. Вот скажите, доктор, что бы вы сделали, если бы эти врубелевские картины каким-то образом оказались у вас?

– Конечно, отдал бы в музей, – не задумываясь ответил Серапионыч. -А уж если бы при входе в зал приколотили табличку «Подарено музею доктором таким-то»…

– Но главное – люди могли бы наслаждаться высоким искусством, -добавил Дубов.

– Люди! – фыркнул Ерофеев. – Да давайте выйдем на улицу и спросим у людей, известно ли им вообще, кто такой Врубель!

– Ну, знаете!.. – возмутилась баронесса.

– Знаю-знаю, – перебил Ерофеев, – народ надо воспитывать на высоких образцах и все такое прочее. Да народу, дорогие мои, совсем другое нужно -модно одеться, сытно пожрать, да допьяна напиться. И лишь тогда ему можно предлагать – нет, не Лермонтова со Врубелем, а «Богатые тоже плачут» с Тополем и Незнанским. И это еще в лучшем случае. И, может быть, только после Незнанского один из ста захочет почитать что-то более серьезное – хоть того же «Демона». А прочитав «Демона», встать с дивана, сходить в музей и посмотреть картины Врубеля. Я, конечно, утрирую, но, поверьте мне, самую малость!