– Пожалуй, что так точно, – согласился майор. – Но это все, чем я могу помочь вашим поискам. Ну, разве что черкну парочку рекомендательных писем в Старгород, чтобы вас приняли ласково и оказали всевозможное содействие, ежели вы туда отправитесь… А это у вас что – альбом с картинами? Неужто тот самый?
– Да, там Врубель и еще многое другое, – ответил Василий, доставая альбом.
Тот был столь широкоформатен, что в портфель сыщика целиком не помещался.
– Позвольте взглянуть. Да, редкий экземпляр. – Майор перелистал несколько страниц и остановился на иллюстрации, изображавшей жениха Тамары в национальной воинской одежде. – Да, так я и думал, – с некоторым разочарованием проговорил Селезень. – Именно так я и предполагал.
– В каком смысле? – удивилась Чаликова. Майор Селезень вместо ответа зачитал стихи под репродукцией:
– Кстати, я раньше на все сто был уверен, что Карабах – это фамилия конезаводчика, – заметил майор. – А о том, что это такое на самом деле, узнал только году так в восемьдесят восьмом. Нет, все же так писать нельзя! И иллюстрировать тоже негоже.
– А в чем дело? – пожала плечами Надя. – Прекрасные стихи. И иллюстрация неплохая…
– Так-то так, – отложил альбом Селезень, – но что получается? И Тамара, и Демон – это личности незаурядные, наделенные могучим духом и высокими страстями, а жених Тамары – просто ничтожество, о котором как о человеке и сказать-то нечего? Только о его сабле да ружье да о коне!
– Выходит, что так, – согласился Дубов.
– Нет, не так! – стукнул кулачищем по скамейке майор Селезень. -Почему-то считается, что раз военный – значит, солдафон или полный кретин. Ну ладно, Врубель его изобразил так же, как в поэме, но Лермонтов-то что? Он ведь сам был офицером, а так пренебрежительно пишет о человеке с ружьем! Или возьмем «Песню про купца Калашникова»: купец – благородный человек и образцовый семьянин, а царский опричник – негодяй и прелюбодей… Нет, может быть, поэтом он был и неплохим, но настоящим патриотом не был. Вот скажите пожалуйста: когда мордавско-придурильский конфликт разгорелся, кого позвали – высокодуховных художников? яйцеголовых профессоров? Нет -позвали тупого вояку Селезня. И он, этот примат в майорской фуражке, навел мир!.. Ну ладно, чегой-то я маленько зарапортовался. Бывает, знаете, когда до глубины души проймут. У майоров, видите ли, тоже душа есть. – И, уже успокоившись, Селезень добавил: – А вообще-то вы будьте поосторожней. С чертовщиной свяжешься, так потом не развяжешься. Лермонтов «Демона» написал – и погиб в расцвете лет. А Врубель так и вовсе с крыши съехал… Ну, бывайте, – резко прервал майор содержательную беседу и двинулся к своему «Джипу», оставив Надю и Василия переваривать новую информацию.
– Да, ребята! – внезапно обернулся Селезень. – Если наклюнется еще какое-нибудь интересное приключение, не забудьте про меня.
– Всенепременно, Александр Иваныч! – улыбнулся Василий, и «Джип», взревев мотором, сорвался с места.
– Да, Наденька, похоже, надо ехать в Старгород, – проводив взглядом машину Селезня, резюмировал Дубов. – Здесь мы ничего толком не узнаем. Предлагаю отправляться завтра с утра.
– Да, так и сделаем. Но сегодня я хочу заглянуть еще в одно место.
– В какое?
– В Кислоярский музей. Шансов, конечно, немного, но вдруг его работники что-то расскажут про своего коллегу Козицкого.
– Может быть, – без особого энтузиазма отозвался Василий. – Ну хорошо, вы идите в музей, а я пока начну собираться в дорогу.
Директриса Кислоярского городского музея Тамара Михайловна Свешникова встретила Чаликову очень любезно, а узнав о целях ее визита, даже попросила секретаршу никого к ней в кабинет не пропускать и не соединять, если вдруг паче чаяния кто-то позвонит.
– Знаете, госпожа Чаликова, а ведь вы не первая, кто приходил ко мне по этому делу, – говорила Тамара Михайловна, проницательно поглядывая на Надю.
– Одна дама уже интересовалась, но я предпочла с нею не слишком откровенничать. Но вам я расскажу все, что мне известно, хотя, по правде говоря, и известно мне не слишком-то много.
– Что за дама, я уже догадываюсь, – заметила Надя. – Но почему именно ко мне такое доверие?
Директриса чуть смутилась: