Холм грез. Тайная слава

О дар бессмертных!
О чудо сокровенной тайны!
Секретов много было мне даровано судьбой.
Я долго познавал деревьев мудрость:
Дуб, ясень, вяз поддерживали связь во мне с далеким
детством;
Береза, и орешник, и прочие деревья зеленой чащи
не были немыми.
Я расскажу о лесе: его сокровища известны бардам.
Немало было тех, кто Каер-Педрифан[46]

надеялся найти.Семь одиноких странников с Артуром возвратились,
и дух мой жизнь обрел.
В саду прекрасном произрастает семь яблонь:
Я их плоды вкушал, неведомые смертным.
Я ничего не знаю о саксонском Главе почтенном.
Вот бесконечная для воинов отрада;
бессмертна радость их.
И если бы они открыли дверь южную, то праздновать
могли бы вечно,
Слух ублажая песней райских птиц.
Об Острове Блаженных я не позволю всуе рассуждать,
Ведь в одеяниях святых, вернувшихся оттуда,
Бессмертный запах Ра по-прежнему живет.
Я знал все это, но в познаниях моих невежество
сквозило.
И вот —тот день, когда гулял я в лесу у Каэр-рио[47],
в главной чаще Гвента.
Я видел золотую Мифанви —она в ручье Тароджи
омывалась.
По телу волосы ее струились. Корона короля Артура
растворилась в тумане призрачном.
Я пристально смотрел в ее небесно-голубые очи,
Не видя прелестей прекрасных тела.
О дар бессмертных!
О чудо сокровенной тайны!
В момент, когда я обнял Мифанви, я стал бессмертным[48].

Я все же осмелился рассказать о «золотой Мифанви», которую люди называют «обычной девушкой». Возможно, она выполняла тяжелую работу и никто о ней не заботился до тех пор, пока бард не нашел ее, купающейся в ручье Тароджи. Лесные птицы все видели и не преминули сказать: «Это – презренный незнакомец!»

24 июня. С момента, как я закончил писать свою книгу, прошло немало времени и уже наступило лето. Утром я проснулся очень рано, и даже в этом ужасном месте после восхода солнца воздух был свеж и ясен. Длинные солнечные тучи озаряли ветви кедра. Я думаю, она приехала ко мне по запретному пути; и она была похожа на белый и золотой мир во время рассвета. Под окном начал петь черный дрозд. Мне кажется, он прилетел издалека и этим утром пел на горе для меня. Лес хранил безмолвие, и только маленький блестящий ручеек струился со склона между темно-зелеными ольхами.