Холм псов

– Для них это сейчас важнейший след, – говорит полицейский и смотрит на моего отца. – Говорят о русских, о контрабанде топлива, но в этом нет смысла. Вот самый важный след. А сейчас еще эта девушка, Гжесь, и твоя жена направят дело в суд.

Гжесь по-прежнему молчит.

– Кафель, – говорит наконец. – Кафель забрал у меня этот нож.

– Забрал? – повторяет полицейский.

– В карты я его, сука, проиграл, ясно? – отвечает, помолчав, Гжесь, словно исповедуясь в чем-то ужасно стыдном.

Полицейский кивает.

– Проверьте, сука, его на отпечатки, – добавляет Гжесь.

– Кафельский Ярослав, – уточняет полицейский.

– Да, сука, он, у меня денег не было уже, чтобы дальше играть, но были часы и нож, потому я проиграл часы и нож в покер, месяц тому назад.

– Тот самый Кафельский, что всегда ходит, пугает и бьет людей для Кальта? И ты, Гжесь, с ним в карты играешь? – спрашивает Валиновская.

– Да, тот самый Кафельский, – отвечает за брата мой отец.

– Когда вы играли в карты? – спрашивает полицейский.

– Это что, допрос? – спрашивает Гжесь.

– На допрос – вызовем.

– Ну тогда и приду, сука, – Гжесь разворачивается и направляется в сторону выхода. Я иду следом. Пожалуй затем, чтобы он ничего не сделал. Чтобы не сел в машину и не врезался в дерево. Чтобы не кинулся в реку. Чтобы снова не сделал ничего глупого. Чтобы и в самом деле не пошел к какой-нибудь девушке и…

– А они на чем вернутся? – спрашиваю я брата, когда тот открывает дверь автомобиля.

– На машине Агаты, – отвечает он и садится внутрь. Я занимаю сиденье впереди и только собираюсь сказать Гжесю, что отец его прибьет за то, что сел в его машину, но мы уже едем в ночь, в Зыборк, а брат опускает стекло, сплевывает наружу и говорит так громко, словно желает, чтобы его услышал кто-то в глубине ночи:

– Та ну нахуй. Имел я это в виду. Пусть бы и поубивали друг друга все. Пусть бы и сожгли всё. Пусть бы всё тут под землю провалилось, пусть бы земля их поглотила, – добавляет, выкрикивая последние три слова, а потом выжимает педаль газа, мотор громко ревет, мы резко ускоряемся, Гжесь несется так, словно собирается обогнать время.

– Я научился одному, – говорит он, помолчав. – Научился одному, Миколай. И послушай меня внимательно, потому что, ты это знаешь, у тебя проблемы с умением слушать. И дело не в том, нравится мне тут или не нравится. Просто нет никакой разницы.

– Как это, нет разницы? – спрашиваю я, когда брат на полной скорости вылетает из леса на главную, не включив поворотников, просто поворачивает и едет, быстро, на время еще и выключает фары, начиная смеяться. Мне становится страшно.

– Я одно знаю. Куда бы ты ни пошел, забираешь свое говно с собой, – говорит он. – Можешь ежедневно ходить с чернотой, с чернотой в животе, чернота эта разливается по телу, заливает башку, вливается в вены. И так вот ты и ходишь с чернотой и фантазируешь. Фантазируешь, что где-то там есть магическая страна, в которой ты этой черноты лишишься, Миколай. В которой ты, сука, наконец-то помрешь.

Он гонит еще быстрее, и вдруг напротив появляется такой же чокнутый, как и он сам, а может и еще больший, потому что – с выключенными фарами, и тогда Гжесь резко съезжает на обочину, но не останавливается, машина летит в сторону Зыборка, проезжает, не притормаживая, через переезд неподалеку от Колонии.

– Ты думаешь, эта страна может оказаться во многих местах. Она может оказаться в Варшаве, а может – в Гданьске, а может в Щецине, может в Лондоне, где угодно, эта страна и вообще находится Где-то-в-Другом-Месте, и почти наверняка находится в Майами, в вилле с бассейном, где три порноактрисы дрочат тебе, где ты лежишь, сука, на лежанке и пьешь холодный «бровар».

– Сука, притормози, – прошу я.

– Да хер там ты знаешь, – отвечает он.

– Сука, Гжесь, притормози, убьешь нас! – повторяю я громко, но только когда мы въезжаем в Зыборк, он немного сбрасывает скорость, но не настолько, чтобы я перестал чувствовать в горле ужин. Мы минуем первые дома Бронкса, кладбищенские ворота, квартал Дарьи. Гжесь снова добавляет газу.

– Хер там ты, Миколай, знаешь, – говорит он снова.

Визг покрышек. Меня бросает вперед и только теперь я вижу, что мы остановились перед пешеходным переходом, через который идут две молодые телочки, одна из них смотрит мне в глаза сквозь стекло, стучит по голове, что-то кричит.

– Знаешь, это вот Майами… – начинает Гжесь.

– Там было бы ровно так же, – заканчиваю я за него.

– Потому и нет смысла куда-то ехать. Зачем? – спрашивает он, глядя на вход «Андеграунда» по ту сторону улицы.

Мы выходим из машины. Гжесь закуривает. Затягивается.

И уже готовится идти внутрь, и хочет повернуться ко мне и что-то сказать, и уже открывает рот, а я знаю, что он хочет спросить, и только хлопаю себя по карману.

– С собой, – говорю. Сразу же, как узнал, я взял все со счета, налом.

– Пойдем, – кивает он.

Прежде чем войти, я еще на миг оглядываюсь, смотрю на освещенные окна дома напротив. Те выглядят как пустые клетки нерешенного кроссворда. Решение спрятано где-то внизу, где-то под землей, под травой, под тротуаром.

– Пойдем, – повторяет Гжесь.

Я вхожу внутрь.