Холм псов

– Помните, как однажды ночью мы отправились гулять и Трупак потерялся? – спросил Быль.

Ему никто не ответил, но это не значило, что никто не помнил. Кажется, это было на следующий день после гулянки в доме в Ястшембове, когда я и Дарья впервые занялись любовью. Мы напились отвратительной макумбы и пошли ночью в лес. Трупак исчез, а потому мы принялись ходить по лесу и кричать: «труп, труп, труп!» Из какого-то домика вывалилась разбуженная перепуганная женщина, принялась орать в нашу сторону, что, мол, где и какой труп и что она сейчас позвонит в полицию.

Не помню, где мы тогда нашли Трупака. Он был таким угашенным, что, кажется, уснул в лодке, прицепленной к помосту на берегу.

Тогда это было смешно, но сейчас – уже нет. Потому мы ничего не ответили. Дарья немного ускорила шаг. Я понял, что она на минутку хочет остаться со мной наедине.

– Как думаешь, что будет дальше? – спросила она, когда мы уже удалились от остальных на безопасное расстояние.

– Это когда? – ответил я. Знал, о чем она. Но не знал, что ей сказать.

– Боже, ты знаешь – когда. Через пару месяцев. Когда придет Рождество, когда мы сдадим экзамены. Когда поступим на учебу. Что тогда? Что случится? – ответила она.

– Не знаю, – покачал я головой.

– Не знаешь. А ведь что-то будет. Наверняка. Легко говорить, что, мол, какой-то конец света, как постоянно болтает Трупак. Это легко.

– Не знаю. Наверняка поступлю куда-то, – пожал я плечами.

– А хочешь? – спросила она.

– Что значит, хочу ли?

– Ну, хочешь ли, ведь это нормальный вопрос. Тут не имеет значения, чего хотят твои родители. Ты можешь не хотеть. А ты ведь не обязан.

– Я хочу отсюда свалить. Сделать что угодно, чтобы только свалить. Учеба – это норм, потому что тогда старик будет давать хоть какое-то бабло, – ответил я, подумав.

– И что, отправимся учиться в один город? В Ольштын? Может, в Гданьск? – спросила она.

– Не понимаю, – соврал я, хотя все прекрасно понимал. Просто боялся.

– Как это – не понимаешь? Мы поедем на учебу в один город? Станем жить в одной, не знаю, общаге? А? Я ничего от тебя не хочу, правда. Я просто спрашиваю, как ты себе это вообще представляешь.

– Да уж представляю, – соврал я.

– Да? Потому что мы никогда об этом не говорим, – сказала она, помню – без тени претензии, тихо и печально.

– До этого еще куча времени, – ответил я, подумав. Я был тогда трусом и чувствовал себя как трус. Я знал, что ложь по мне сразу заметна. Что брехня изменяет черты моего лица. Я надеялся, что она едва видит меня, что в лесу все темнее.

– Нет, для этого мало времени, Миколай, в жизни вообще мало времени, – она ускорилась так, что мне пришлось ее нагонять. – Просто я тебя люблю, а ты меня – нет, – сказала она после очередной минуты молчания.

Я остановился.

– Что ты говоришь?

– Именно это. Ты просто уже наигрался, – пожала она плечами. – Показал себе, что можешь иметь такую девушку, как я, – и все такое.

Помню, она не плакала, не причитала, как тогда, на даче, когда я пригрозил, что возвращаюсь; теперь она была холодной и тихой. Стояла передо мной, смотрела так, словно ее уже не было. Но может, это я себе придумываю. Может, я выдумал себе все эти ее взгляды. Может, она смотрела на меня обычно, как печальная девушка, которая умнее парня своего возраста, в которого она влюбилась.

– Ты хочешь поехать на учебу, познакомиться с девушками, узнать людей, сделаться Миколаем Гловацким, ты знаешь, о чем я, Миколаем с большой «М», – сказала она.

Трупак и Быль уже приближались к нам. Я слышал, как один из них смеется, громко, ржет, как жаба, которую щекочут. Я пошел вперед. Она следом. Но шла неторопливо, ей было все равно, догонят они нас или нет.

– Каким таким настоящим Миколаем Гловацким?

– Я знаю, что ты пишешь, – выпалила она вдруг. Это было чувство, словно кто-то изо всех сил ударил меня по макушке. На миг я потерял равновесие.

(Естественно, я писал. Естественно, у меня была тетрадь, и я вклеивал туда листки, напечатанные на разболтанной машинке, которую как-то притащил невесть откуда мой отец, когда во время очередного глубокого запоя придумал себе, что дома у него будет контора, факс, большой мобильник и что он будет бизнесменом в полный рост.

Закончилось все на пишущей машинке.)

– Не понимаю, – я сперва сделал вид, что не понимаю.

– Я нашла тетрадь у тебя в комнате. Почитала немного, – сказала она.

Чувствовала себя глупо, а я начинал злиться.

– Не сердись, – добавила она, и тогда я разъярился всерьез.