Холодная комната

– Обалдеть! Я с тобой сегодня останусь на ночь.

– А как ты спать собираешься?

– Я останусь не для того, чтобы спать! Я буду сидеть на стуле.

– Вот тебе шпага.

И Юлька вручила Соньке пилочку для ногтей. Сонька осмотрела её. Высунув язык, лизнула им остриё, чёрное от крови.

– Ведьмина кровь! Она – на моих губах.

– Ты что, заболела?

– Нет. Я решила узнать вкус крови того, кто пролил твою.

– Тварь! Ты меня любишь?

– Нет. Но мне без тебя нельзя. Я не люблю ноги свои за то, что большие пальцы на них слегка оттопырены, но другие ноги мне не приделаешь. Это больше, чем остывающая любовь. А ты мне, к тому же, немного нравишься. Ответ ясен?

– Да. А Серёжку?

– Его люблю. Но он – импотент.

Юлька рассмеялась.

– Да, тут я круче! Ну, так и быть, проведу с тобой одну ночь.

– Я и послезавтра к тебе приду. Тебя ведь, насколько я понимаю, до понедельника вряд ли выпишут. Завтра Ленка с Танькой на ночь останутся.

Названные особы приволокли две бутылки водки, колбасы, хлеба и гроздь бананов. Когда они появились, Юльке вводили антибиотик.

– Вам пить нельзя, – предостерегла её медсестра, взглянув на пришедших. Водка при этом была у Ленки за пазухой.

– Так я пить и не собираюсь, – пожала плечами Юлька, – с чего вы взяли, что у меня есть это намерение?

– Да! – оскорбилась Сонька, – мы вовсе не из Парижа. Что это вам в голову взбрело?

Медсестра, судя по её взгляду, брошенному на Соньку, была в натянутых отношениях с классикой. Залепляя место укола пластырем с ваткой, она сказала Юльке:

– Там, в двух палатах, освободились места. Вы где хотите лежать – ближе к ординаторской или к душу?

– К буфету, – опередила Юльку с ответом Ленка, – ваш душ ей в … не свистел! Она без него шесть лет как-то обходилась, а без еды – ни одного дня.

– Ни одной недели, раз уж на то пошло, – уточнила Юлька. Чуть помолчав, прибавила, – тут останусь. На свежем воздухе лучше.

Танька и Ленка ходили ещё за водкой. Шли они с песнями, возвращались с матерной бранью.

– Пришлось охраннику дать одну, чтоб он нас впустил, – пояснила Танька, скручивая с бутылки пробку, – хорошо – водка совсем дешёвая! Вдруг палёная? Круто будет, если он сдохнет!

– Но тогда сдохнем и мы, – заметила Юлька. Танька хотела презрительно рассмеяться, но подавилась кусочком пробки и зашлась кашлем, колотясь лбом о спинку кровати. Под этот кашель Ленка с пафосно поднятой головой и вскинутой бровью тоненьким голоском озвучила её мысль:

– Да и … бы с нами! Надо смотреть на себя чужими глазами.

– Чьими? – спросила Юлька, отпихнув Таньку ногой, чтоб кровать не дёргалась.

– Крокодильими.

– …! А слёзы не потекут?

– Да какая разница? Ты что, думаешь, крокодил от жалости плачет? У него слюни просто не могут течь без того, чтоб не текли слёзы.

– Так это и есть любовь! – воскликнула Сонька. Ленка и Юлька взглянули на неё с удивлением.

– Нет, нет, нет! – отчаянно замотала головой Ленка, – нет! Не любовь!

– Ну, а что ещё? Обычно сперва жалеешь, а потом любишь. Без жалости нет любви. Без слёз нет слюней. Логично?

На Танькин кашель со всех сторон бежали медсёстры. Они позвали врача. Он Таньку увёл и привёл обратно без пробки. По коридору бесцельно шлялся с палкой старик. Он злобно косился, проходя мимо, и, наконец, не выдержал.

– Да вы свиньи! Тупые, грязные свиньи! Кто вас воспитывал?

– Иди в жопу, дед, – огрызнулась Ленка, – мы всё равно тебе не нальём! Ещё ласты склеишь от такой водки, и тогда бабка твоя нам сиськи поотрывает.

– Да ты паскудница! – орал дед, – вы просто бессовестные! Вам что здесь, публичный дом?

– А мы что, даём здесь кому-то?

– Откуда вы такие взялись? Кто ваши родители? Вот бы мне на них посмотреть!

– Отличная мысль! Дай сюда костыль, я тебя к ним мигом спроважу!

Танька миролюбиво сунула ворчуну банан. Старик отмахнулся, сказав, что он – не орангутанг и что обязательно пойдёт жаловаться врачу. Сонька начала имитировать предынфарктное состояние. Юлька, вновь взяв гитару, стала играть романс «Ночь светла». Престарелый склочник, оравший, что таких в клетке надо держать, осёкся на полуслове.

– Играешь-то хорошо, – пробормотал он, когда отзвенел последний аккорд, – эх, девочки, девочки! Что у вас в головах творится? Должно быть, Бог один это знает.

И, стуча палкой, грустно зашаркал в свою палату.

Матвей пришёл после ужина. Водка к этому времени уже кончилась, как и деньги. Однако, Ленка, Танька и Сонька, казалось, не были рады видеть Матвея. Они вдруг все как-то разом стихли и напряглись. Он также не улыбался. Его злой взгляд лишь скользнул по Юльке, как по какому-то ничего не значащему предмету. И это Юльку задело.

– Матвей, привет! – сказала она осипшим от водки голосом, – у тебя проблемы?

– Вроде того, – ответил Матвей и стал снимать куртку. Три коломчанки тотчас вскочили и забежали за свои стулья, как будто те могли быть преградою между ними и разъярённым Матвеем.

– Это не мы! – пропищала Ленка, – честное слово! Клянусь, не мы! Это были воры!

– Заткнись, овца! – процедила Сонька и очень громко прибавила, – что случилось? Ты хоть скажи, что случилось?