Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции 1920-1953

Газета «Возрождение» давала «советы», как вести себя на новогоднем балу: «Собираясь на бал, русский беженец должен честно ответить себе:

— Есть ли в запасе чистый платок?

— Надолго ли исчезнут пятна с костюма, если намочить их холодной водой?

— Есть ли в кармане сколько-нибудь денег?

При благоприятном выяснении всех указанных обстоятельств, благовоспитанный беженец может надеть пальто (если оно есть) и отправиться на бал, не сговариваясь со знакомыми барышнями, чтобы не платить за их билеты.

На балу следует вести себя осмотрительно. Необходимо заготовить заранее ответы на возможные вопросы дам-распорядительниц. Например:

— Мсье! Не купите ли программу с художественной обложкой?

— Молодой человек! Бокал шампанского? Отвечайте по-французски: «Мерси!» И далее по-русски:

— Программа куплена, алкоголь не употребляю!

Берегите свой капитал до конца бала. Вы его потратите, купив два воздушных шара. Особый эффект бывает, если кавалер при своей даме поджигает их — треску много, расходов мало!»

И, конечно, сенсационный раздел и объявления…

«Мясник-убийца. Мясник Хаарман, прозванный Толстым Гансом, проживал в Восточной Пруссии, Он сотрудничал с полицией и проповедовал «реванш». На своей лавке он написал: «Французам и бельгийцам ничего не продается». Как стало известно, он убил 28 молодых людей. Их кровь он выпивал, а мясо продавал».

«13-летний убийца зарезал за 2 франка 80-летнюю старуху, а потом повесил. Идет следствие».

«Сионистский митинг состоится в четверг в Большом зале Сосьет Саваит (8, рю Дантон). Выступят В. Жаботинский, Л. Моцкин, В. Темкин и др.».

«Меха и меховые вещи — А. Солдатский. Большой выбор».

«Одевайтесь в кредит у портного Абрама Родзевича из Петербурга».

«Ресторан Федора Корнилова (рю Клозель). Лучшая в Париже кухня под наблюдением самого хозяина. Изысканные русские блюда: «Царский студень», «Солдатские щи», «Глухари в красной капусте по-московски». Ежедневно блины со свежей паюсной икрой. Большая артистическая программа с участием несравненного Юрия Морфесси. С гитарой С. Масальский. Песни старой Москвы».

«Где в Париже можно вкусно поесть? Выбирайте сами и в любом случае останетесь довольны — рестораны «Аллаверды» (Монпарнас), «Мартьяныч» (пл. Клиши), «Русский эрмитаж» (рю Босси)».

Жизнь продолжалась. Кто платил деньги, тот и заказывал музыку.

* * *

13 января Рощин собирал свои вещи — утром он отправлялся в Париж: «на самостоятельные хлеба». Уезжал неохотно, все были растроганы. Вера Николаевна сокрушалась, что теперь ей не с кем играть по вечерам в карты. Зуров прочитал шутливое стихотворение. Бунин провидчески произнес:

— Капитан, запомните мои слова: вы обязательно вернетесь в Россию… Вы так страшно тяготитесь…

Галина от этих слов даже слегка всплакнула. Иван Алексеевич продолжал:

— Я еще прошлым летом купил в магазине Поволоцкого любопытную книжечку, да только теперь до книжечки руки дошли. Она вышла в Петербурге в 1925 году и называется «С царем в Тобольске». Ее написал Василий Панкратов, который просидел в одиночной камере Шлиссельбурга — страшно представить! — четырнадцать лет. После отречения Николая II, когда тот был со всей семьей сослан в Тобольск, Панкратова назначили комиссаром отряда, который охранял бывшего царя. И вот этот комиссар пишет, что царская семья как об особой милости умоляла: «Только не отправляйте нас за границу! Куда угодно, пусть мы навсегда останемся в сибирской глуши, но только не Франция, только не Англия!»

Бунин, не без некоторого восхищения, добавил: — Они понимали, о чем просят: царская семья часто бывала за границей. Как в тысячный раз не вспомнить Тютчева: «Умом Россию не понять…»

ГЛАВА XVIII

Когда утром 23 января 1930 года Бунин вышел в столовую на завтрак, то перед своим прибором увидал громадный букет цветов и книгу. Это был доставленный утром почтальоном экземпляр только что вышедшей отдельным изданием «Жизни Арсеньева».

Этот маленький праздник устроили ему домочадцы. Леня Зуров обегал весь Грас, пока не нашел самых лучших цветочков. Галя в стихах написала поздравление и положила возле книги.

Обложка книги выглядела нарядной — текст напечатан яркой красной краской, набран хорошим, крупным шрифтом. Но бумага была несколько грубоватой.

— Для академика не могли найти получше! — ворчал Иван Алексеевич. — А вот Зайцева Борю или Алданова на самой лучшей тиснят.

Но голос был добрым, и всем было ясно, что Иван Алексеевич книге очень рад.

По сему случаю устроили праздничный обед. Вера Николаевна открыла бутылку белого «Шабли». Позвали соседей Кугушевых, любивших при случае напомнить, что они «князья». Но люди они были добрые, большие почитатели таланта Бунина. Посидев за столом, Кугушевы стали просить:

— Иван Алексеевич, почитайте что-нибудь из книги! По вашему выбору…

Он не стал отнекиваться, сразу согласился:

— Я прочту немного о моей матушке. Разве может быть у человека что-нибудь дороже этого?

Он полистал книгу, нашел нужную страницу.