Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции 1920-1953

Бунин как в воду глядел, когда предсказывал разноголосую сумятицу критиков. Единодушно писалось о высоких художественных достоинствах книги, но то и дело раздавались обвинения в «эротизме», в «монархизме» и, что особенно возмущало горячего Ивана Алексеевича, подчеркивалась автобиографичность «Арсеньева». Причем эти критические стрелы в адрес первого (и последнего) романа Бунина посыпались еще до его выхода отдельной книгой, после публикации в журнале «Современные записки».

Иван Алексеевич только успевал отвечать, возражать, объяснять. Георгию Адамовичу, критику тонкому, умному, которого называли «бунинским щитом» за приверженность к Бунину, последний с горечью возражал в своем письме от 18 ноября 1929 года:

«Конечно, дорогой Георгий Викторович, Ваша заметка причинила мне некоторую грусть. Одно это чего стоит: «великокняжеский отряд»! Потом — звезды, из которых я будто составил трехцветный флаг… Потом опять это упорное утверждение, будто вся цель «Арсеньева» — «плач о погибшей России»… И наконец, самое неожиданное: Ваше возмущение за революционеров. Господи, что Вам до них! И чем я виноват, что молодому Арсеньеву было многое в них несносно? И ужели это несносное выдумано мною? И почему «нужно и их принимать, раз принимаешь Россию»?.. Ваш Ив. Бунин».

Бальмонт — крупный поэт, но никудышный критик, обвинил Ивана Алексеевича в том, что он — «как Куприн» — «монархист». Вот и приходилось вновь браться за перо и писать И. Д. Гальперину-Каминскому (переводчику русских классиков на французский язык, редактору):

«Дорогой Илья Данилович, Бальмонт прислал мне свой ответ… Бальмонт пишет между прочим, что «Куприн и Бунин — монархисты». Если Ваша газета еще не напечатала ответ Бальмонта, зачеркните или оговорите эти слова Бальмонта. — Я ни к какой партии не принадлежу, приму все, что будет добром для России…»

Бунин пришел в ярость, прочитав в одном из номеров газеты «Дни», что его роман — автобиографический.

— Надо же такую чушь нести! — громыхнул он кулаком по столу.

И он обратился в редакцию «Последних известий» с письмом:

«Недавно критик «Дней», в своей заметке о последней книге «Современных записок», где напечатана вторая часть (а вовсе не «отрывок») «Жизни Арсеньева», назвал «Жизнь Арсеньева» произведением автобиографическим. Позвольте решительно протестовать против этого, как в целях охранения добрых литературных нравов, так и в целях самоохраны. Это может подать нехороший пример и некоторым другим критикам, а я вовсе не хочу, чтобы мое произведение (которое, дурно ли оно или хорошо, претендует быть, по своему замыслу и тону, произведением все-таки художественным) не только искажалось, то есть называлось неподобающим ему именем автобиографии, но и связывалось с моей жизнью, то есть обсуждалось не как «Жизнь Арсеньева», а как жизнь Бунина. Может быть, в «Жизни Арсеньева» и впрямь есть много автобиографического. Но говорить об этом никак не есть дело критики художественной».

Эта заметка в «Последних новостях» была опубликована, так сказать, для всеобщего сведения. Что касается критика «Дней», то им оказался А. В. Бахрах. Он прислал Ивану Алексеевичу объяснение.

Тот, со свойственной ему отходчивостью, ответил весьма дружески, хотя и нравоучительно:

«Милый Александр Васильевич,

Простите, что так поздно отвечаю Вам. Причина тому моя работа, в которую я всегда залезаю по уши, и то, что… затрудняюсь, как бы это Вам получше сказать, что дело так, да не так. Тон делает музыку. Музыку делают тон и мера, оттенки. И, конечно, Вас в тоне немножко сбил с толку дух Михаила Андреевича[24], задавшегося целью во что бы то ни стало «оживлять» свою «Литературную неделю». Ибо ведь одно сказать: «кажется, в этом есть порядочно автобиографического» (хотя и это к чему критику художественному?) и совсем другое: «автобиографическое описание Бунина». Ей-Богу, я ни чуть не сержусь на это ядовитое: «описание» (про которое Вы еще не знаете, будет ли в нем художественный толк) — это дело Вашей требовательности и литературных вкусов, взглядов. Но подумайте все-таки: неужели так уж и ничего нет в моем «описании», кроме автобиографии? Мне кажется, что в прочих отзывах все таки «дело обстоит» иначе. Они все таки не ставят меня в такое положение, которое заставляло бы меня бояться, что, когда я напишу о первом любовном опыте Арсеньева, вдруг напишут: «первый любовный опыт» Бунина был неудачен…»

А за всем тем бросим все это. Я уже забыл всю эту маленькую историю и жму Вашу руку. Поклон всему Вашему дому.

Все таки любящий Вас Ив. Бунин».

Неудачная, с точки зрения Бунина, рецензия Бахраха не испортила их отношений. Более того, поздней осенью сорокового года, когда фашисты оккупировали Францию, Бахрах, по воле случая, оказавшись недалеко от Граса, пришел к Ивану Алексеевичу. Тот приютил его на все годы войны.

* * *