Холодное блюдо

– Примечание о молоках. Молоки ершей и другой рыбы не следует класть в уху вариться, так как от них уха становится мутною и плохо оттягивается. Их можно сварить совершенно отдельно и опустить в уху перед подачей к столу, если кто любит их.

– Примечание об ухе из живой рыбы. Уху из живой рыбы можно не оттягивать, так как она сама по себе может быть прозрачна, но для этого филеи рыбы следует варить не в общем количестве ухи, а совсем отдельно на сотейнике, и отвар от них не вливать в уху, так как он всегда бывает мутный.

П.П. Александрова-Игнатьева, «Практические основы кулинарного искусства.», 1909, СПб, издание 7. Текст адаптирован к современным мерам веса и правилам орфографии

Для шеф-поваров и примкнувших к ним лиц утро на яхте начиналось томно: можно было потянуться, поваляться под одеялом, из-под ресниц поглядывая на яркое солнце за окном. Послушать тишину, нарушаемую только плеском волн, представить себе грядущий день или вспомнить вчерашний.

Так что к истошному женскому визгу, раздавшемуся в коридоре второй палубы, никто готов не был.

Мгновенно яхта наполнилась звуками. Простучали дробью по ступенькам трапа ботинки стюарда, что-то отрывисто скомандовал капитан, мужской голос сдавленно выругался.

Когда участники круиза, запахивая халаты, вывалились на палубу, их глазам предстало неожиданно мирное зрелище: бассейн, полосатые шезлонги, в двух из них сидят загорающие женщины. Правда, одна из них – в туго завязанном длинном халате, а другая и вовсе в коротком, в блёстках коктейльном платье, но, в конце концов, здесь же все свои…

Отчего-то все медлили, и подходить ближе не спешили. Хозяин яхты первым сделал шаг вперёд, вгляделся и сдавленно охнул.

– Валерий, они что, обе?..

– Мы не проверяли, Эдуард Михайлович.

– Так проверьте, Тьма вас дери! – рявкнул Пархомов и повернулся к гостям.

Высокая женщина, рыдавшая на плече Газаряна, вздрогнула и затихла.

– Чш-ш-ш… – Артём успокаивающе погладил её по плечу. – Испугались, да?

– Ужасно, – хлюпнула она. – Я хотела поплавать перед завтраком, вышла сюда, а тут… И кро-овь…

– Лариса, идите в каюту, – сухо распорядился Пархомов. – Артём, проводи её и найди чего-нибудь успокоительного. Валерий, что там?

Надо заметить, что сам он стоял от шезлонгов в нескольких шагах и подходить ближе явно не хотел. Газарян увёл Ларису, снова заплакавшую, а капитан тем временем пощупал пульс на шее у каждой женщины, распрямился и сказал:

– Эта жива ещё, но пульс совсем слабый. Скорую вызвали?

– Вызвали сразу, Валерий Николаевич, – отозвался стюард.

– Ну и где она? – сварливо поинтересовался Пархомов.

Ответом ему была приближающаяся сирена.

Когда медики поднялись на палубу, там уже не было никого, кроме Эдуарда и капитана. Стюарды сумели уговорить пассажиров разойтись по каютам до приезда стражников. Те тоже не заставили себя ждать, прибыв практически одновременно со скорой помощью.

Из городской стражи приехали четверо: эксперт занялся осмотром тела, двое оперативников помоложе быстро защёлкали кристаллами, снимая женщин в шезлонгах, палубу, выход в коридор… Потом дали разрешение магам-медикам увезти пострадавшую и подошли к капитану, о чём-то тихо заговорив с ним.

К Пархомову, стоящему возле перил, неспешно приблизился самый старший из команды розыскников городской стражи – грузный, с коротко стрижеными седыми волосами и щёточкой рыже-седых усов.

– Следственный отдел городской стражи, секунд-майор Гривцов, – представился он. – А вы хозяин судна?

– Эдуард Михайлович Пархомов, – ответил тот. – Да, я владелец яхты.

– Давайте мы с вами, Эдуард Михайлович, присядем где-нибудь, и вы расскажете мне, что привело вас в Рыбинск, что произошло у вас на борту такого, что случились аж двое пострадавших, и кто эти женщины?

– Как много сразу вопросов, – Пархомов растянул губы в улыбке, больше напоминавшей оскал. – Давайте перейдём в бар, что ли. Заодно кофе выпьем.

– Ведите, Эдуард Михайлович, ведите! – всплеснул руками усач. – И кофе – это замечательно, у вас, небось, какие-нибудь сорта эдакие, экзотические, в нашем провинциальном городке и невиданные… А кофейку-то поутру выпить самое то, милое дело! У нас, правда, утро давненько началось. Ну, так мы и на службе, а вы вот, небось, в отпуске? Разлюбезное дело отпуск, скажу я вам…