Холодное блюдо в багажнике

– Но это совсем не обязательно. Чтобы защитить вас от негативных воздействий, от приворотов и секспривязок, если таковые имели место быть в данном случае, не требуется непосредственной работы с той девушкой. Остуды возможны…

– И всё-таки мне хотелось бы, чтобы вы на неё взглянули сами, – принялся настаивать Станислав. – Один мой приятель, например, говорит, что у неё взгляд какой-то особенный, как у колдуньи, что ли. Я, Марина, заплачу, сколько необходимо.

И Марина Бояркина, несмотря на одолевавшие её дурные предчувствия, позволила Станиславу уговорить её отправиться с ним, чтобы лично познакомиться с «присушившей» его проституткой по имени Нателла.

***

Погода просто чудесная. И многие прохожие это прекрасно понимают. Некоторые даже улыбаются. Идут и улыбаются.

– И какова цель? С какой целью вы меня пригласили? – официальным тоном проговорил Гольцов, усаживаясь рядом с Ларисой, вполоборота к ней.

Лариса рассмеялась.

– Не бойся. Цель – другая. Кстати, реагируй на импульс, переходи на «ты». Ты всё «выкаешь» да «выкаешь» в меня. Как будто первый день знакомы. А я ведь, Егорушка, влюбилась. Да, я втрескалась, как малолетка.

– В кого? – проявил любопытство Гольцов.

– Да в тебя же!

Гольцов непроизвольно отшатнулся от женщины и удивлённо вытаращил глаза.

– В каком смысле? – пролепетал он.

– Именно в том самом. Увы и ах. Как раз именно в том смысле, когда всё вокруг окрашивается в лирические цвета. Это сначала – в лирические цвета, а потом, ты знаешь, налетает вихрь свежих ощущений, появляются из ниоткуда дерзкие желания и первородные инстинкты, и ты чувствуешь вкус весеннего ветра и запах красного вина заката. Вот такая поэзия, Егорушка, получается. Понимаешь? – Лариса повернулась вправо и чуть подалась в сторону Гольцова. – А ты, Егорушка, чувствуешь, как всё вокруг заполняется аурой нежности и страсти?

Гольцов чувствовал. И нежность, и страсть, которые хлынули на него мощной волной. Однако устремиться навстречу стихии он не спешил. Напротив, он, кажется, готов был выскочить из машины и спастись бегством. Лицо его сделалось бледным, из глаз лилось быстро растущее беспокойство, даже волосы, как будто, встали дыбом.

– Хорошо, считай, что я пошутила. Ишь, взъерошился.

– Я женат, – сказал в своё оправдание Гольцов.

– Да я знаю. Но я и миллиметра бы не откусила. Что я зверь, что ли? Раз мужик женат. Ну так едем?

– Куда?

– Какая разница? В любом месте веселее вместе. Ладно, ты только не пугайся. Ко мне домой.

Гольцов напрягся. Лариса это заметила и с усмешкой пояснила:

– К моему дому, точнее. Я вынесу тебе одну кассетку. Подлесный надеялся, что нескоро ему предоставится возможность лично навестить вас или кого-либо из ваших, и потому записал на плёночку свои показания. О том, как бандиты убивали Мышенкова. Или тебя и компанию это не интересует? – Лариса ткнула Гольцова локтем в плечо. – У вас уже имеется стройная версия, которую и ломать не с руки, да? А, Егорушка?

– Версия имеется, конечно, но… – Гольцов с озадаченным видом помолчал и закончил: – Но нам интересно всё, что касается событий, имеющих хоть какое-то отношение к делу.

– А если интересно, то могу тебе рассказать, как убивали Козюкова. И – во всех подробностях, – сделала заявление Лариса.

Гольцова словно током ударило.

– Как?! Откуда?!

– Мышенков рассказал.

Гольцов сразу обмяк.

– О рассказах Мышенкова я уже знаю, – с улыбочкой сообщил он.

– Со слов этих бандитов? Что якобы Подлесный душил Козюкова? Но нам с Подлесным он совсем другое поведал, Мышенков этот подлый. Он же просто ненавидит Подлесного – вот и воспользовался случаем, чтобы навредить ему. У меня диктофона с собой не оказалось, а то бы у нас сейчас была запись его подробнейшего рассказа об убийствах.

Гольцов внимал Ларисе со скептической миной на лице, глядел сонно и прохладно. Лариса замолчала. Ей захотелось двинуть кулаком в рожу тупому оперу, но она понимала, что этим делу не поможешь. Вообще, невозможно разговаривать с мужчиной, который тебя не видит.

– Ладно, – вздохнула она, – поехали. Я отдам кассетку, а вы там всё же прослушайте показания Подлесного.

***

Марина Бояркина чувствовала себя очень плохо. Находясь на заднем сиденье «Лексуса», испытывала отчего-то комфорта не более, пожалуй, чем если бы сидела на электрическом стуле напротив рубильника с малиновой ручкой.

Быть может, им грозит автомобильная авария? Сейчас она пребывает в качестве пассажира, а не за рулём, и, возможно, по этой причине ей так тревожно? Однако молчаливый парень за рулём, без сомнения, очень умелый водитель. И это прекрасно видно. Во всяком случае, уж она-то, начинающий, можно сказать, водитель, не идёт ни в какое сравнение с этим парнем, словно бы сросшимся с автомобилем и составляющим теперь как бы одно целое с умным и послушным автосуществом.

И Станислав почему-то всё время молчит. Молча сидит перед нею – и словно воды в рот набрал. Кажется, как выехали за ворота, так ни разу и не повернулся к ней.

– Скажите, Станислав, а эта девушка, которая Нателла… – начала Марина.