Он сплюнул и побрел вверх по склону, ни разу не оглянувшись. У шуховских экзаменов лишь одна попытка, никто не позволит осознать ошибку, подготовиться получше и пересдать: провалил – отчислен. Таков устав, благодаря которому община не только справилась с тяготами нового мира, но и стала самой сильной в городе. Слабым звеньям здесь места нет: соответствуй или сгинь.
Выстрел эхом пронесся над холмом, перемахнул через битумные крыши гаражей и увяз в кленовых ветвях аллейки. Крейдер, уронив на лицо парнишки бурый шмат, обмяк и завалился на бок.
Оценка – удовлетворительно.
Кратчайший путь лежал через Диораму, где за выгнутым дугой фасадом укрылись те, кому не нашлось места в Технологе, и кто не желал делить стол и кров с отморозками. И хотя шуховцы чуть ли не с самого первого дня искали и вербовали спецов, музейщики не остались без светлых голов и умелых рук. Жизнь по простой человеческой правде – не убей, не укради, не обмани – многим казалась краше воровских понятий и людоедских уставов. Выжившие мастера превратили бетонного исполина в неприступную крепость, вернув в строй стоящие на вечном посту танки, много лет назад уже спасшие их предков от истребления. Башни вскрыли, починили поворотные механизмы, бесполезные пушки пустили на лом, а в получившиеся бойницы вставили спарки крупнокалиберных пулеметов, превратив бронированных гигантов в неподвижные огневые точки. И ни шуховцы, ни тем паче крейдеры не смели пожаловать к музейщикам с войной. Зато умники без лишней скромности приходили с миром, выменивая хабар на еду из теплицы и гидропонной фермы.
Так Гордей и встретил Соню. История их знакомства скучна до безобразия: он не отбил ее от бандитов, она не выхаживала израненного после стычки с мутантами бродягу. Парень просто искал редкую плату по заданию ректора, а девушка подменяла в лавке прихворнувшего отца.
Она сказала: «Привет», – а он улыбнулся, потому что еще помнил как, но на этом все едва не закончилось. В свои семнадцать Гордей мог с закрытыми глазами разобрать калаш или выточить с нуля кустарь, выбить десятку со ста шагов, снести голову взмахом клинка и забороть любого в честном поединке, но понятия не имел, как ухаживать за дамой сердца, – такой науке Яков не учил. Потому заглядывал в Диораму по поводу и без и приносил Соне то же, что и завхозу, – платы, медь, инструменты и электронное барахло. Но рыжекудрая красавица считала это не знаками внимания, а обычной торговлей, и дело никак не двигалось с мертвой точки.
– Разрешите войти?
Наставник оторвал взгляд от журнала с АКМ на обложке и нахмурился, словно у порога оружейной стоял не ученик, а старый недруг, замысливший очередную подлость.
– Разрешаю. Почему слоняешься без дела? Разве я не дал тебе список? Все нашел или опять половину слил музейщикам?
– Откуда?..
– От верблюда, – он кашлянул в кулак и вытер ладонь об штанину. – Говори, чего надо, и дуй в город.
– Я… – Гордей замялся, поймав себя на мысли, что убить человека или сразить чудище в разы проще, чем упомянуть Соню в разговоре с посторонним. – Мне… нужен совет. Мужской.
– Так… – старик швырнул журнал на край стола и сцепил пальцы в замок. – Началось… Что же, я мог и догадаться, что в Диораму не из-за скидок бегаешь. Присядь.
Парень опустился на табурет с грацией ожившего манекена. Несмотря на внешнее спокойствие, закаленное годами лишений и тренировок, в его глазах таилось такое напряжение, что, казалось, еще немного и начнет прожигать стены взглядом.
– Дам тебе совет. Как мужчина. Как командир. И как шуховец. Берешь, – он выставил ладони перед собой, – вытаскиваешь из башки эту чушь и выкидываешь на хрен. А через год сходишься с дочкой доцента Рыженко, ей как раз восемнадцать стукнет.
– Но я не люблю ее. Соню люблю.
Гордей приготовился к полному разносу, какие порой получал и за менее серьезные проступки, но Яков не стал орать, брызгать слюной и громить кулаками стол. Он откинулся на спинку и расплылся в ехидной улыбке, став похожим на хитрого моржа.
– Не вопрос, люби кого хочешь. Сердцу, как известно не прикажешь. А детей наделаешь той, кому я велю. Нам нужен здоровый приплод, а не бездарные приживалы. Что умеет твоя Соня? Чему учат музейщики своих баб – раздвигать ноги и стирать обноски? Это и наши бабы умеют. А еще могут лечить, паять платы, варить под углом и много чего еще, так что и думать не смей об этой девке. Не хватало еще подцепить какую-нибудь дрянь. Впрочем, одну дрянь ты уже подцепил, – старик усмехнулся, – но от нее я вылечу мигом. В Диораму больше ни ногой. Это приказ, понял?
Гордей молчал дольше обычного, но наконец изрек:
– Так точно.
Идущий под уклон мост напоминал реку из блестящего металла. Странник не любил этот путь, предпочитал ходить понизу, через рынок, – слишком уж открытое место, да и солнце слепит, отражаясь от сотен окон и зеркал, но ничего не поделаешь – спешка.