Холодное пламя жизни (сборник)

Город. Спальные районы – кажется, так называли когда-то? Он никогда не понимал этого слова. Почему их называют спальными, в них что, только спят? Увиденное потрясло до глубины души. А точнее, тряхнуло так, что он еле устоял на ногах. Вот он, оплот цивилизации, перед ним – могучий город, а ныне погост. Оплавленные стены домов из железобетона, рассыпавшиеся киоски, опутанные лианами и скрюченными ветвями деревьев кое-где уцелевшие фонарные столбы, рытвины и воронки в асфальте. Сплошная разруха кругом. Город был мертв.

Он едва не поплатился за собственную беспечность, не заметив вовремя опасность, которая осталась в виде вечного напоминания уродливыми шрамами на его спине. Он тогда еще легко отделался. Зачем он направился туда? Поскорбить на останках человечества об утраченном? Что искал он в городе? Надежду? Живых людей? Он не нашел там ничего. Может, люди там и были, да как же их найдешь теперь в этих развалинах, где звери поджидают тебя на каждом шагу, а каждый шаг – новое испытание.

Он вернулся к себе в бункер еще более одиноким, чем был раньше. Бункер на территории какого-то важного, секретного в прошлом объекта, от которого мало что осталось. Бункер, где его выходил, вырастил и воспитал Учитель. Которого уже нет с ним.

И вот перед ним родная деревня. Все мы когда-нибудь возвращаемся туда, где все началось. Не так ли? Ворота открыты. Сама деревня мало изменилась. Только еще более покосились дома от времени, колодец засыпан. Глаза замечали новые детали, оценивали обстановку. На площади у райцентра все так же стоял столб. Позорный.

Он снял резиновый плащ, стянул противогаз. Только мешают обзору и движению. Память услужливо напомнила, как его провожали до самых ворот, под гиканье и улюлюканье толпы. Несколько камней очень больно ударили по голове и спине. Он еле удержался тогда на ногах, но не позволил себе упасть. Они выставили его из деревни, одного, без средств к существованию, безоружного, ослабшего, в ссадинах и синяках. Мародеры. Вырезали родную деревню, а его оставили в живых. Кто поймет этих животных. На его глазах умирали родные и соседи. Бандиты так и остались там жить, поселились в деревне, им просто некуда было направляться.

Хрустнули костяшки пальцев – с такой силой он сжал кулак. Он отплатит им за все. За украденную жизнь, за каждого погибшего тогда. Не пощадит никого. Он взял в левую руку лук, правой закрепил на бедре колчан со стрелами, проверил, на месте ли нож, и осторожно направился к первой хижине. Охота началась.

Шамиль Алтамиров Наемники

Басмач шел по когда-то асфальтированной дороге, морщась от тянувшейся с реки вони. Холодный ветер трепал полы плаща и нахально задувал через рукава, обещая сопли, чирьи и прочие прелести сквозняков. Басмач кутался в плащ, мерз и злился – дела шли хреново: поход с караваном не удался, денег нет, с оружием беда. Кто виноват? Да понятно кто – он сам. Седой как лунь, а все туда же, захотелось легких денег. Получил? Ага, сполна, еле ноги унес. Басмач сплюнул, отпихнул ногой в сторону трехрогий коровий череп, таращившийся на него с асфальта, и зашагал дальше.

В Курумоче он получил от Хоря наводку и шел теперь на встречу с заказчиком в Красную Глинку. Расстояние не то чтобы близкое, километров двадцать. При хорошем раскладе он бы купил место в караване и трясся бы в щелястом фургоне в обнимку с баулами, но расплатиться было нечем, а в услугах охраны местная торгашеская братия не нуждалась. Курумоч – богатое место, и в людях, могущих держать оружие стволом вперед, здесь недостатка не было.

Давид Хоревский, более известный как Хорек, был той еще падлой! Безногий, скачущий на культях, обутых в опорки, посредник местных наемников, вполне мог втравить в совсем уж нехорошую историю, а то и в рабы продать, слыхали про него такое. Но Басмачу была нужна работа, любая – с пустыми карманами выбирать не приходилось. Нет, конечно, «НЗ» на самый непредвиденный случай имелся – и таял с каждым заходом в поселок. Охотиться здесь было особо не на кого – людное место, все съедобное переловили и перестреляли. Потому и топал.

Если бы не острый, как нож, холодный ветер, выбивавший слезу из глаз, то дорогу, по которой Басмач шел, он мог бы назвать красивой. Справа, на желто-глиняном Царевом кургане, вопреки годам и непогоде, все еще стоял почерневший и чуть покосившийся крест; по обе стороны бывшего Красноглинского шоссе росли деревья, успевшие нарядиться в медь и золото – осень, рано вступившая в свои права, вытесняла зелень. Плоская гора у едва держащегося моста через реку Сок походила на черепаху из-за чередования еще зеленого и уже пожелтевшего кустарника.