Холодное пламя жизни (сборник)

Чуть левее догнивали у причала сбитые в кучу яхты. Под самим мостом, у лежавшей поперек русла затонувшей баржи, плескалась черная вода, время от времени в бурунах виднелись блестящие чешуйчатые спины, мелькали хвосты. Басмача передернуло: ну не любил он воду, и особенно – вымахавшую за послевоенные годы до размеров лошади речную живность, когда-то бывшую сомами, щуками, окунями. Мост пересек почти бегом – а вдруг вот прям сейчас решит рухнуть?

Он прошел уже большую часть пути. Впереди виднелся поселок Красная Глинка, вернее, дым, поднимавшийся от домишек, сбившихся в кучу в низине по левую сторону. Стреляя в глушитель и тарахтя полумертвым движком, догнала непонятного вида колымага. Смесь конной брички и тягача-длинномера без кабины, груженная тюками, протащилась мимо, а бандитского вида охранники хмуро провожали Басмача стволами ружей-автоматов до тех пор, пока «Колхида» не скрылась за поворотом. Басмач плюнул им вслед, посмотрел на часы – старенькие «командирские» показали 14.15, – затянул шнурки на ботинках и зашагал дальше.

Привычка сверять ставшее никому не нужным время давала ощущение порядка и даже – в какой-то мере – мирной жизни. Глупо? Наверное. Когда вокруг дерьмо, кровь, смерть, рвут глотки за кружку воды и горсть грязной соли, то, разменяв четвертый десяток, хочется этого давно забытого ощущения рутины: встал, умылся, почистил зубы, собрался на работу…

Время, а вернее – необходимость его измерения, уже лет двадцать как утратила свое значение. Наверняка где-то в заросшем паутиной и пылью НИИ все еще тикают, неумолимо отсчитывая секунды, атомные часы. Мир за стеной успел вернуться в темное средневековье, люди заново учатся делать луки, копья и изобретают порох, а молекулярные, квантовые часы тикают. Хронометры стали дорогой безделушкой-аксессуаром, вроде перстня.

Басмач снова посмотрел на часы, сверился с видневшимся сквозь облака солнцем, подвел стрелки и затопал вперед. Встретиться с заказчиком предстояло ближе к закату в плавучей рыгаловке «Скрябин».

Когда часы показывали 15.00, он стоял перед длинной, ржаво-синей, облупившейся от времени посудиной, пришвартованной в старице реки Сок. Дебаркадер – не то плавучий ресторан, не то баржа-склад, переделанная в подобие корчмы, – цеплялся тросами за бетонные блоки, сложенные на разрушенной набережной, и приглашал зайти, выпить-закусить, выпростав на берег «язык» широкого дощатого трапа. Ветер, шуршавший пожелтевшим камышом и рогозом, пах тиной, болотом, помоями и сто раз пережаренным жиром. Басмач поморщился, шмыгнул породистым носом и взошел на борт по скрипящим доскам.

Сразу у входа его встретили они! На глазок – где-то третий размер. Обладательница сразу трех сисек под тонкой, облегающей тканью застиранной блузки подпирала широкой задницей косяк и улыбалась. Басмач не то, чтобы не любил шлюх, да и они не то, чтобы не любили его в ответ, но сейчас было не до нее. Включив на секунду «кавказца», он ткнул пальцем в потолок и громко воскликнул:

– Уай! Какой красата радом, а я ай-ай на мэли, што подэлать… – и прошел мимо сразу потухшей «бабочки».

Корчма, судя по сцене и барной стойке с зеркальным стеллажом и шеренгой бутылок, все же была в прошлом плавучим рестораном. Пол из грубо обструганного горбыля белел свежей древесиной и пах хвоей. Было просторно и не людно, из всех столов, накрытых клеенчатыми скатерками, была занята едва ли треть.

Справа от стойки виднелась доска, наверняка уворованная из ближайшей школы. На черной поверхности рисовала «меню», переставляя от усердия ножки в потертой джинсе, опрятно-круглозадая деваха с пушистой шевелюрой цвета кофе. Из-под ее мелка выходили то рыба на тонкой спице, то подобие чебурека, в который завернули мясного и овощного вперемешку. Басмач почесал переносицу, вспоминая название мексиканской шаурмы…

– Чего желаете? – прогудело справа.

Басмач чуть не подпрыгнул, чтобы попутно рубануть кинжалом по источнику звука, но вовремя остановил руку, вынув клинок из ножен до половины. Сумевшая подобраться на расстояние вытянутой руки двухметровая сисястая бабища в клетчатой рубахе, заметив это, лишь приподняла бровь и чуть ухмыльнулась некрасивыми, тонкими, как разрез ланцета, губами на крупном лице. Басмач ругнулся про себя, убрал руку с ножа и вспомнил:

– Така! – на его окрик обернулась деваха, рисовавшая меню для неграмотных, не умевших читать имбецилов – как когда-то делали в сети кафешек с утиным названием. Обернулась, посмотрела вокруг, повела круглым плечиком и продолжила рисовать горшочек с варившимся в нем, судя по полоскам, окунем.

– Чего? – снова прогудела клетчато-сисястая.

– Я спрашиваю – чем кормите, хозяйка?

Пока «хозяйка», пустившись в пересказ всего рыбно-грибного многообразия, включила заученную и сто раз говоренную пластинку, Басмач ругал себя мысленно за то, что расслабился – еще и в людном месте. Терять бдительность – это неправильно, опасно. Отвлекся на мелочь, а проснулся уже на небесах, ну, или у бурлящих котлов, что скорей всего.