Холодное пламя жизни (сборник)

Удар. Еще один. Щепки разлетаются в разные стороны. Фонарь, мирно лежащий на стволе, вдруг соскальзывает, и на меня обрушивается мрак. И разом все кошмары возвращаются. Руки до боли сжимают топорище. Бросаю взгляд вперед и мгновенно цепенею.

Теперь луч света смотрит прямо в чащу, он уперся во что-то темное, массивное.

Оно шевелится!

Холодный пот прошибает меня. Медленно отступаю, готовый в любую секунду броситься опрометью в ночь. Сквозь мутную пелену, застилающую глаза, гляжу на Нечто, напугавшее меня.

Ель. Всего лишь причудливая игра теней. Вот и все.

Бессильно опускаюсь на колени. Не могу больше так. Нет сил. Топор безвольно падает рядом на хвойный ковер. Господи, как пережить эту ночь?

* * *

В убежище возвращались, когда уже совсем стемнело. Погода испортилась окончательно, ветер тоскливо завывал в кронах вековых сосен. По защитной ткани костюмов стучали первые крупные капли. Сигнальный фонарь на вышке резаком вспарывал тьму, указывая нам дорогу «домой». От этого света, несмотря на разыгравшуюся непогоду, веяло теплом и уютом.

Сапер встречал нас у самого спуска в убежище. Мы еще от ограды разглядели его невысокую коренастую фигуру. Я почему-то был уверен, что он уже давно ожидал нас тут. Хотя вряд ли – командир не дурак, чтобы торчать наверху, где «фонил» каждый квадратный сантиметр местности.

– Вернулись, бродяги! – пробасил он, и я различил в его голосе радостные нотки. – Давайте, шевелитесь, дома отдохнете.

Командир еще не знал, что вместе с нами в убежище явилась смерть.

* * *

На какое-то время я все-таки сумел побороть страх. Пересилив себя, свалил сухое дерево. Минут сорок возился, разрубая его на бревнышки, и мастерил нодью. Хотя она неплохо грела, но света, к сожалению, давала мало. Со страхом глядя в темноту, подкрадывающуюся снова ближе и ближе, решил развести рядом обычный костер.

Страх чем-то похож на болезнь. Бывают приступы, но после обязательно приходят минуты облегчения. А может, это яркое пламя разгоняет ночные ужасы, рожденные больной фантазией и событиями последних дней? Я гляжу на красные языки, лижущие поленья, и немного успокаиваюсь.

Подбрасываю лапник в огонь. С громким треском пламя жадно пожирает хвою, и тучи искр светляками взмывают в темное небо. Слежу за этим удивительным хороводом и почему-то вспоминаю детство. Когда-то пацанами мы так же сидели у ночного костра на берегу речки, слушали ночь. Тихо бормотала вода в реке, перекатываясь через камни на отмели, шепталась прибрежная трава. И привычный мир казался каким-то иным, сказочным, таинственным.

Удивительно, впервые за последние дни ужаса вспоминаю детство. Видимо, это отдушина для измученного разума. Может быть, мозг таким образом борется с безумием? Поднимает со дна памяти картины прошлого, самые яркие и светлые. Ну что же, в любом случае, неплохое средство.

Но лишь костер начинает гаснуть, круг света сжимается, и страх вновь подкрадывается ближе. Опять начинаю считать секунды, вглядываться во мрак. Минуты спокойствия чередуются с короткими приступами беспричинного страха. Снова пытаюсь слушать ночь, но плотная резина противогаза и капюшон моей «АРКашки» приглушают звуки. Нет, хватит. Вскакиваю с места, бросаю охапку сосновых веток в костер.

Нужно попытаться заснуть. Укладываюсь на жесткую лежанку и смотрю сквозь пляшущие языки пламени на стволы спящих деревьев. «Уснуть, уснуть!» – мысленно твержу я. Хоть как-то скоротать эту ночь.

* * *

ЭТО началось на вторые сутки после нашей вылазки. Уверен, мы притащили «светофора» в убежище. Не помню уже, кто его так прозвал. Толком мы так не узнали, что это такое. То ли экспериментальное оружие, сброшенное вместе с ядерными бомбами, то ли неизвестная зараза, случайно просочившаяся из какого-то тайного «схрона». Это было уже неважно.

Первым мучительно умер Борода. Леха Бородин, балагур и шутник. Предсмертные вопли друга впечатались в мою память навсегда. Помню, как он бился в дикой агонии, словно его жарили заживо на сковороде. Страшные судороги сотрясали его тело, несчастный будто пытался сбросить с себя нечто невидимое, причиняющее ему жуткие страдания. На крик сбежались все, кто жил в соседних комнатах. На наших глазах лицо товарища покрывалось какими-то волдырями, кожа приобретала серый мертвенный оттенок. Волк попытался удержать парня, но тот вырвался так, будто сила в умирающем была недюжинная.

Когда прибежал доктор, все было кончено. На полу лежал скорченный труп человека, с которым всего сутки назад мы вернулись из похода. Сзади вдруг раздался топот ног, и я услышал бас командира.

– Изолировать их, мать вашу! – рявкнул Сапер. И мы увидели автоматы, направленные в нашу сторону.