Холодное солнце

– Я разыскиваю белого человека. – Он кивнул на одну из завешенных кабинок. Доносящиеся оттуда звуки терялись на фоне музыки. – Полиция, – добавил он.

– Полиция нам друг, – сказала женщина. – Хозяин – полицейский.

Это объясняло поведение сутенера. Он распознал в Пателе полицейского, то есть причастного к бизнесу. Этим объяснялось также то, почему мадам так любезничала с ним.

– Ага. – Патель кивнул с важным видом. Он не собирался открещиваться от дружбы с хозяевами.

– Ждите, – сказала мадам. – Не мешать.

Черта с два он будет ждать, пока Голдблум порет шлюху.

– Приведите его, – сказал он, – сейчас же.

– Минутку. – Мадам театрально вздохнула и скрылась в коридоре.

Бритни допела свою песню, и музыка смолкла. Воздух наполнился безобразными стонами совокупляющихся людей. Шлюхи имитировали возбуждение. Клиенты брали сполна за свои деньги. Неудивительно, что музыка играла так громко и свет был таким тусклым, вопреки индийской привычке к слепящим неоновым лампам. Без музыки звуки монотонного мазохистического сношения были бы слышны и за стенами борделя. Наконец-то включилась очередная песня, «You Drive Me Crazy», милосердно приглушив агонизирующий хор совокуплений.

Мадам вернулась в сопровождении громадных размеров мужчины.

– Ты кто? – спросил тот, глядя исподлобья.

Патель показал удостоверение.

Это явно произвело впечатление. Громила осклабился, враждебности во взгляде как не бывало.

– Скотленд-Ярд, – проговорил он, словно пробуя на вкус экзотическое слово. – Очень хорошо, – он кивнул на карточку. – Ваш министр – постоянный клиент, хороший человек.

– Идите, – сказала мадам. – Нижний этаж.

– Проводите меня, – сказал Патель. Он не горел желанием снова заглядывать за каждую шторку.

Женщина неохотно повиновалась. Они вместе спустились на цокольный этаж. Патель остался ждать у «номера-люкс», где «обслуживали» Голдблума, в то время как мадам с достоинством шагнула за портьеру и заговорила на своем скорострельном наречии с девушкой внутри. В ответ донесся тонкий девичий голос. Боже правый, подумал Патель, сколько же ей лет? Мадам резко прервала разговор и с угодливой миной повернулась к Пателю.

– Мистер нехорошо. Девочка боится, он просит деньги назад. Она хорошо работает. Не виновата. Что думаете?

– Скажите, чтобы проваливала. Мне нужно увести его отсюда.

– Иди, – бросила мадам за портьеру, словно обращалась со скотиной.

Патель где-то читал об отличительных чертах склонных к убийствам психопатов. Там утверждалось, что очень часто их одолевало бессилие, когда доходило до межполовых связей. Впрочем, чтобы делать выводы об их гомосексуальных наклонностях, свидетельств и данных было недостаточно.

Он собрался с духом и сдвинул шторку. Голдблум – голый, обвислый зад, круглое брюхо. Каким бы достоинством он там ни обладал, сейчас оно сникло и не подавало признаков жизни. Он поднял на Пателя влажные, опустошенные глаза. Пьяный, страдальческий взгляд.

Министр, казалось, пребывал в прострации и не узнавал Пателя.

Девушка тем временем приводила себя в порядок перед зеркалом. Поправила платье в блестках, волосы в стиле Эми Уайнхаус, обновила тушь. Она была прекрасна.

– Фиранг не может. – Она брезгливо скривила ротик и помотала пальцем. – Я пытаюсь, но он… – Пожала плечами. –Koi faida nahi. – Затем обратила свой взор к Пателю. – Если хотите, я приду, ждите десять минут.

– О, нет, – ответил сержант.

В следующую секунду он осознал, что ведет себя неучтиво, отвергая девушку. «Да» было бы единственно правильным ответом, ибо кто мог отказаться от такого великолепия? А с британскими фунтами в кармане он был богатым человеком.

– Нет, – повторил Патель, как будто самому себе.

Мадам пожала плечами.

– Берите его. Идите.

Пателю пришлось повторить трижды, прежде чем Голдблум наконец отреагировал. Затем, к его облегчению, поднялся.

– Надеюсь, вы не держите здесь несовершеннолетних? – спросил сержант, дожидаясь, пока Голдблум оденется.

Лицо мадам озарилось благонравной улыбкой.

– О, нет, не меньше пятнадцати лет. Эта девушка очень хорошая, уже почти шестнадцать.

По прибытии в отель они поднялись в номер Голдблума. Патель взял его ключ-карту; министр тащился за ним. Было в этом что-то дикое, граничащее с фарсом. Он, простой сержант, вынужден выволакивать министра иностранных дел из борделя в трущобах Гоа, пьяного, обкуренного до животного состояния.

От злости у Пателя тряслись руки, и он никак не мог попасть ключ-картой в прорезь. Тяжелый, влажный зной Гоа распалял еще сильнее, и Патель материл весь белый свет. Когда наконец загорелся зеленый светодиод, он замолчал и толкнул дверь.

Затем прошел прямиком в ванную и сунул голову под холодный душ. Нужно было в буквальном смысле с холодной головой подойти к разрешению ситуации, разобраться с пьяным в стельку, обкуренным до скотского состояния стереотипным политиком, каковым оказался Голдблум. Ко всему прочему, еще и педофилом.

Патель услышал, как Голдблум рухнул на диван. Из комнаты донесся его голос:

– Не посмотрите, в холодильнике есть виски?