– Вера – это роскошь, которую я не могу позволить себе довольно давно, инквизитор. Я выполняю приказы.
– Чьи приказы, капитан? Вот в этом-то все и дело. Я получаю приказы от наставника Пайка, а наставник, в свою очередь, непосредственно от архилектора. А распоряжение архилектора гласит… – Голос перешел в невнятное бормотание.
На окраине лагеря в темноте собрались бывшие товарищи Темпла. Вновь пошел снег. Белые звездочки оседали на гривах коней, на седых волосах Кричащей Скалы, на старом знамени, которым она обмоталась, на плечах сгорбившейся Шай, проверявшей, как показалось, содержимое сумок на вьюках, которые Кроткий навешивал на лошадь.
– С нами собрался? – спросил Савиан, взглянув на приближающегося Темпла.
– Желаю всем сердцем, но у остальных частей тела преобладает здравый смысл, и они вежливо отказались.
– Кричащая Скала! – Суорбрек с надеждой потянулся за записной книжкой. – Какое загадочное имя!
– Да, – глянула она на писателя.
– Осмелюсь предположить, что за ним наверняка стоит загадочная история.
– Да.
– Не желаете ею поделиться?
Кричащая Скала подтолкнула коня и медленно растворилась в темноте.
– Похоже, это означает – нет, – сказала Шай.
– Писателю приходится учиться безропотно сносить презрение, – вздохнул Суорбрек. – Не каждое слово или предложение приходится по вкусу всем читателям. Мастер Кроткий, вы беседовали когда-либо с писателем?
– Нет, но с остальными типами лжецов мы уже сталкивались, – отрезала Шай.
Но биограф не сдавался:
– Я слышал, люди говорили, что у вас опыта в поединках больше, чем у любого живущего на земле человека.
– А вы верите всему, что слышите? – Кроткий затянул последнюю подпругу.
– Значит, вы отрицаете эти слухи?
Кроткий промолчал.
– Можете ли вы поделиться с моими читателями какими-то тонкостями этого смертельного занятия?
– Не занимайтесь им.
– А правда то, что говорил мне генерал Коска? – Суорбрек шагнул ближе.
– По внешнему виду он не тянет на образец честности.
– Он говорил, что однажды вы были королем?
Брови Темпла полезли на лоб. Свит закашлялся. Шай рассмеялась, но, заметив, что Кроткий не возражает, стала серьезной.
– Он говорил, что вы были бойцом короля Севера, – продолжал Суорбрек. – Выиграли в его честь десять поединков в круге, потом он вас предал, но вам удалось уцелеть. В конце концов вы убили его и заняли трон.
Кроткий неторопливо вскарабкался в седло, хмуро глядя в ночь.
– Было время, когда люди надели на меня золотую цепь и преклонили колена. Тогда их это устраивало. В трудные времена люди любят подчиняться жестким вождям. В мирные времена они начинают полагать, что станут счастливее, поднявшись с колен.
– Вы их вините в этом?
– Я давно перестал винить людей. Люди – просто люди. – Кроткий повернулся к Темплу.
– Как по-твоему, мы можем доверять Коске?
– Даже наоборот, – ответил Темпл.
– Чувствовал, что так ты и скажешь. – Кроткий толкнул лошадь пятками, направляясь в темноту.
Суорбрек какое-то мгновение смотрел ему вслед, а потом послюнявил карандаш и принялся быстро писать.
Темпл поймал взгляд Шай, когда она садилась на коня.
– Надеюсь, вы их отыщете, – выдавил он. – В смысле, детей.
– Найдем. Надеюсь, и ты найдешь… не важно, что ты там ищешь.
– Мне кажется, я нашел, – прошептал он. – И снова потерял.
Она посидела молча, как бы размышляя – что же ответить, а потом причмокнула и заставила лошадь пойти шагом.
– Удачи! – крикнул Темпл ей в спину. – Береги себя среди дикарей!
Она оглянулась на форт, откуда доносились звуки нестройного пения, и приподняла бровь.
– И ты тоже.
Ловушка
В первый день они ехали через лес из деревьев, выше и больше, чем Шай когда-либо видела. Ветка над веткой, ветка над веткой… Вместе они закрывали солнце. Шай казалось, будто она угодила в гигантский склеп, мрачный и торжественный. Снежинки слетали в тишине, наметая у корней сугробы в фут глубиной. Ледяной наст резал ноги коням, поэтому приходилось петлять в поисках твердой земли. То здесь, то там собирался призрачный туман, клубился вокруг скал и людей, которые шли сквозь него, словно привидения, отбирал тепло их душ. И нельзя сказать, чтобы тепла хватало… Кричащая Скала всякий раз предостерегающе шипела, когда кто-нибудь говорил вслух, поэтому они продолжали путь в мучительной тишине, нарушаемой лишь хрустом снега, натужным дыханием лошадей, кашлем Савиана и негромким бормотанием Джубаира. По мнению Шай, он молился. Да, он был набожным ублюдком, этот здоровенный кантиец, и вряд ли кто-то смог бы доказать обратное. Но сделало ли из него показное благочестие безопасного человека, к которому не страшно повернуться спиной? Шай сомневалась. Насколько она успела понять, люди, хорошо разбирающиеся в религии, использовали ее для оправдания неблаговидных поступков, а не для совершения праведных.