Холодные глаза

Внутри был не то чтобы бардак, но, скорее, общий дизайн предполагал хаос. Я будто оказался в комнате американских студентов: на стенах висели небольшие постеры – музыканты, звезды кино. Я даже еле заметно усмехнулся, увидев несколько постеров фильма «Сумерки» и отдельно Роберта Паттинсона. Полки были забиты журналами, стояли на них и игрушки, которые Асият, видимо, собирала, одна полка была отдана стопке настольных игр. Увидел я и полупрозрачные ленточки, аккуратно запрятанные вглубь шкафа. Затем услышал, как рядом со мной Маликат щелкнула выключателем, и ленточки ожили, а шкаф заиграл переливающимися неоновыми цветами.

– Она была веселой, – сказала Маликат. – Всегда что-то выдумывала. Каждый день меняла мечты. То хотела быть, как Карина, музыкантом, то собиралась танцевать всякие модные танцы, но отец бы ей никогда не разрешил. Так долго думала, что пропустила после школы начало учебного года. Договорились, что поедет в Германию, что-то там с языками. Наш младший брат там живет. Уехал беженцем в конце девяностых.

– Понятно, – ответил я, но скорее автоматически.

Я был увлечен ее фотографиями. Она на фоне Эйфелевой башни, Биг-Бена, в какой-то лодке с азиатами, в Нью-Йорке или каком-то другом американском городе, полном небоскребов. Везде счастливая, везде смеющаяся, везде невероятно красивая. Я стыдливо отвел глаза, вспомнив, как подумал, когда увидел ее мертвой, что женился бы на ней не раздумывая. Предложи мне ее кандидатуру мама, познакомься мы случайно в Махачкале… Злость и одновременно стыд накрыли меня.

– Снова, – сказал я и без разрешения Маликат быстро сел на диван Асият и принялся заранее массировать левую кисть в надежде избежать боли.

Эта болезнь настигла меня через полгода после возвращения домой. Следующие год-полтора я периодически посещал психотерапевта, затем вроде бы постепенно наступило выздоровление. И вот опять. И от чего?

«Одумайся, придурок! – ругал я самого себя, не понимая, как могут лезть в голову такие отвратительные мысли. – Как ты можешь сожалеть о том, что кто-то умер, а не достался тебе? Соберись, псих! Сотни родственников горевали из-за этой потери, а что делаешь ты?»

– Принести воды?

– Нет-нет. Извините. – Я вскочил с дивана и попытался увести наш разговор в другое русло: – А где их бабушка?

– Моя мать?

– Ой, да. Извините! – «Думай головой, придурок!»

– Умерла примерно через год. Ее болезни усугубились на фоне всего этого. Она перестала говорить, точнее, только звала Хабиба – иногда, по ночам. Затем перестала кушать…

– Соболезную, – ответил я, понимая, что в таких случаях у нас принято говорить что-то на аварском или хотя бы пожелать рая на арабском, но я сделал то, что смог.

Я указал на окно:

– А тут нет замков?

– Нет. Видимо, не успел. Всё?

– Фото, и всё, – ответил я и принялся делать фотографии по кругу. На глаза попался настенный светильник в форме сердца, тоже будто неоновый, прямо над кроватью.

«Она была веселой», – вспомнил я и, боясь опять подумать о чем-то неправильном, быстро покинул комнату.

– А это комната Кумсият, – сказала Маликат, не входя внутрь.

Я ждал какого-то комментария, характеризующего девочку, но она сказала:

– Я подожду тут.

Оказавшись внутри, я испытал странные ощущения. С одной стороны, я знал, что уже бывал тут, с другой – я ничего не помнил. Совершенно ничего, кроме того, что Заур сказал, что не даст мне войти, так как тут произошло что-то немыслимое. По крайней мере, ощущение у меня осталось именно такое, но что, черт возьми, немыслимого могло произойти в этой комнате после того, что я увидел до этого? После убитого десятками ножевых ударов отца, после мертвой красавицы, лежавшей на ступеньках, после кровавого побоища, устроенного на кровати в комнате Карины… Он ее изнасиловал? Он разрубил ее на части? Поджег? Что тут произошло? А тут была чистота. Белоснежная кровать, огромный книжный шкаф, полный всяких интересных штуковин и книг. Что-то разложено по цветам, что-то по жанрам. И в углу, у окна, красивый миниатюрный столик со стопкой учебников и тетрадей.

– Она была умной. Очень умной.

– С такой-то библиотекой, я вижу, – сказал я без улыбки, но пытаясь как-то взбодрить Маликат. Мне показалось, что смерть Кумсият она переживает болезненнее всего. – Прикольно. – Я указал на одну из полок, на которой стояли пиратские игрушки во главе с кораблем в бутылке. Чтобы увидеть, о чем я говорю, Маликат должна была войти внутрь, но она продолжала стоять снаружи.

– Извините, – сказала она, – я не могу войти в комнату. Мне… тяжело.

– А, да, извините. – Я продолжил изучать библиотеку, иногда слыша всхлипывания. Книжные шкафы привлекали меня с детства.

Я знал, что Кумсият так же, как и старшая сестра, была убита на кровати.

– Всё? – спросила меня Маликат.

– Да, почти, – ответил я и подошел к столику.