Холодные глаза

– Толпа. Кто-то что-то наболтал всем. Они думают, что мы нашли этого пидараса.

– Блядь! – коротко прокомментировал ситуацию Заур и, взглянув на меня, жестом предложил пройти в соседнюю комнату.

Она была почти копией предыдущей. На полу и стенах виднелись следы мебели, которую уже вынесли, и сомнений у меня не осталось. В этих двух комнатах жили люди. Видимо, заметив мой вопрошающий взгляд или скривившееся лицо, Заур решил объяснить природу витающих здесь ароматов:

– Вьетнамцы. Живут тут, пока строят объекты.

В центре комнаты стоял старый, будто украденный из сельской школы, исписанный и заляпанный жвачкой стол и стулья. На нашей (вероятно, законопослушной) стороне было два стула, на одном из которых сидел тот самый усатый мужичок. Шапку он снял, и я увидел блестящую лысину и седые волосы по бокам и на затылке. Напротив сидел третий из охотников. Он держался очень спокойно и, как мне показалось, с пониманием относился к положению, в которое попали он, его товарищи, да и в целом все село. Он умиротворенно смотрел в окно. Даже как-то излишне спокойно. Теперь я мог разглядеть его со всех ракурсов: аккуратно стриженный, бритый, сидит прямо, несмотря на отсутствие у стула спинки. Он посмотрел вверх, увидел над собой лампочку, заменявшую жившим тут вьетнамцам люстру, и недовольно хмыкнул.

– ** ***** ***** камера? – спросил его на беглом аварском Заур, указав на меня.

– Можно на русском тоже, – сказал уверенно мужчина.

Его русский был не так уж плох, что меня обрадовало. Обрадовало, потому что я соскучился по цивилизации.

– Мы снимем на камеру то, что ты скажешь. Можно? Если не хочешь, просто сфоткаем тебя, а камеру направим в сторону, чтобы записать звук.

– В сторону.

Услышав это, Заур предложил мне выполнить мою часть работы. Я автоматически спросил, есть ли у них штатив к этой камере, Заур скривил рот, может, потому, что терял терпение, а может, потому, что не знал, что такое штатив. Я уже понял его принцип нейминга: все непонятное имело корень «хуй», а остальное менялось в зависимости от степени его понимания. Он продолжил копаться в бумажках. Я огляделся, потом выглянул в соседнюю комнату и увидел там коробку из-под обуви. Поставил ее на стол, а на нее – камеру. Освещение было тусклым, так что я открыл диафрагму насколько это возможно, автофокус сразу поймал лицо охотника, и потом я повернул камеру слегка вбок.

– Так? – спросил я Заура.

– Пойдет, – ответил он. – Теперь фото.

Фотографию я сделал быстро и уже через мгновение оказался за дверью. Грубиян стоял в углу и поглядывал иногда в телефон, иногда на нас. Двое охотников сидели на кушетке. Рядом с ними оставалось свободное место, но еще два стула были не заняты. Вначале я постеснялся сесть, но обладатель лихо закрученных усов, улыбнувшись мне, сказал:

– Садись, братишка. В ногах правды нет.

– Да. – Я улыбнулся в ответ и аккуратно сел в свободный уголок.

Дверь открылась, и Заур обратился ко мне:

– Как включить?

– Там красная кнопка. Нажать, держать пару секунд до звука и отпустить.

Дверь затворилась. Из коридора послышался голос. Мне показалось, что это опять та женщина.

– Можно, я поговорю с ней? – обратился Али к Грубияну.

– Шеф будет ругаться, – сказал Грубиян, мотнув головой в сторону закрытой двери. – Лишних людей не надо было вообще впускать сюда.

Мне показалось, что последнее относилось ко мне, но Али воспринял это иначе.

– Это моя жена, – твердо сказал он.

Его брови нахмурились, и от этого мне стало слегка не по себе. Из-за густой седой бороды Али выглядел лет на шестьдесят, но не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить, что он был крепко сложен. Крепко настолько, чтобы смочь зарубить Хабиба, человека примерно такой же комплекции. Если бы он сейчас набросился на Грубияна, вряд ли я и усатый сумели бы его остановить. Придушил бы в секунду. Грубиян в ответ вскинул плечи, мол, «я тут при чем?», и продолжил смотреть в телефон. Минут двадцать мы сидели, вслушиваясь в жужжание неудачливой мухи, застрявшей в паутине у окна. Охотники иногда едва слышно переговаривались.

Наконец дверь открылась. Бритый вышел, и вошел усатый, которого назвали Султанбеком.

– Посмотри, что как, – сказал Заур.

Я вернулся в дальнюю комнату. Усатый не был против камеры, так что я направил ее на него и включил. Охотник даже улыбнулся, когда я его фотографировал. Можно было бы предположить, что таким способом он старается подбодрить себя или даже что его забавляет ситуация, но нет – это была обычная добродушная улыбка. Кто бы мог подумать: один охотник образованный, второй добрый…

– Откуда ты, еще раз? – спросил Заур, не дождавшись, пока я выйду.

– Юхары Чардахлар, – произнес Султанбек со специфическим акцентом. Это было что-то очень восточное, даже тюркское.

– Это теперь где? – спросил, нахмурившись, Заур.

– Азербайджан, Закатальский район, – спокойно ответил усатый мужичок из «наших», который, видимо, был каким-то высокопоставленным сотрудником.

– У вас там своих волков нет, что ли? – спросил Заур, но вопрос, похоже, был риторическим, потому что он, не дожидаясь ответа, взглянул на меня: – Все?